Мысль творит реальность

Убожество и нищета просто вопили. Те же алюминиевые вилки с погнутыми зубьями. Те же граненые стаканы. Застиранные, выцветшие шторы на огромных, казалось, десятилетие не мытых окнах. А, впрочем, почему «казалось»? Просто не мытых.

Потрясали и столы, покрытые такой же выцветшей тканью, что и шторы. Да это и были бывшие шторы, из которых экономные кастелянши наделали скатертей. Действительно – зачем выбрасывать, может еще послужить…

И эти цветы, обернутые во вкладыши из конфетных коробок, укутанные в пыльные и «богатые» упаковки от бывших букетов, только подчеркивали убогость всей обстановки.

Я пила чай из граненого стакана и с интересом осматривала эту реликтовую столовую. Я смотрела на женщин в грязных халатах, которые накрывали на стол, видимо, для самих себя. Которые, по-видимому, жили, как раньше, все той же жизнью, без всяких перемен.

День в их жизни тянется за днем. Все время в этой столовой. У этих плит и грязной посуды. За этим убогим столом, покрытым старой выцветшей шторой. За ним они три раза в день питаются дешевой пансионатской едой – манной кашей на воде, макаронами ужасного качества, залитыми вязкими мучными подливками.

Я сидела, пила остывающий чай из граненого стакана и смотрела на женщин. Просто смотрела со стороны – как живут люди.

А они накрыли для себя стол, поставив на него все ту же манную кашу и чай, «резиновые» макароны и хлебные котлеты. И еще целое блюдо хлеба. Просто целую гору крупных кусков белого рыхлого хлеба.

«И куда им столько?» – удивилась я.

Но скоро я получила ответ на свой вопрос.

Женщины быстро поели, обсуждая кого-то из отдыхающих. И когда они съели и кашу, и макароны, началось время чаепития. Началось чаепитие вприкуску с хлебом.

Это было действительно чаепитие. Неспешное. С разговорами, с доливанием чая из большого алюминиевого чайника. И с хлебом вприкуску.

Я никогда не видела раньше, чтобы так пили чай. Это действительно просто удивило меня. Чай вприкуску с хлебом. С куском. Еще с куском. Еще с куском…

Я, современная женщина, следящая за своим здоровьем и за своей фигурой, прекрасно знающая, как вредно такое поедание хлеба, впервые видела, чтобы люди просто ели хлеб кусками, запивая его чаем. И меня поразили и количество, и явная привычность этой процедуры. Поразило еще и то, что это ели работники кухни. Ведь могли же они что-нибудь приготовить к своему чаепитию?

«Да нет же, – оборвала я себя, – как же они смогут приготовить, у них же калькуляция, им же придется платить за то, что они приготовят. А тут – дармовой хлеб. Ешь не хочу! Вот они и едят. Сидят, обсуждают какую-то Людку, которая не вышла на работу; вчерашнюю серию „Ментов“, отдыхающую, поразившую их своей юбкой с разрезом почти до талии. Сидят и едят хлеб вприкуску с чаем…»

Женщины закончили чаепитие, стали убирать со стола. И тут я еще раз как-то вдруг увидела их грузные, рыхлые тела и подумала: «Теперь понятно, откуда эти животы, и эта грузность, и эта тяжелая походка… Столько хлеба каждый день. Три раза в день…»

Поверь, я не осуждала этих женщин. Просто наблюдала их жизнь, какая она есть.

За неделю отдыха в пансионате я наблюдала эту картину много раз. Сам процесс накрытия на стол, на который согласно меню ставились пять первых блюд, пять вторых, пять компотов. И обязательное блюдо с хлебом. И когда съедался весь обед, в том числе и компот, – начиналось долгое чаепитие с хлебом вприкуску.

Меня уже не удивляло это действо. Я просто наблюдала его как данность.

Спустя несколько дней я впервые увидела эту девочку. Молоденькую девочку в белом халате, который ладно сидел на ее точеном теле.

Девочке на вид было лет восемнадцать, и была она не худышкой, а ладной, крепко сбитой, то, что называется кровь с молоком. И румянец на ее щеках был какой-то свежий, здоровый, и вся она была ладненькой, с чистым, светлым, как будто только что умытым лицом. Она была взрослой девушкой, но я сразу назвала ее про себя девочкой, потому что на фоне грузных, расплывшихся женщин в грязных халатах она казалась совсем ребенком. Юным, прекрасным, чистым ребенком.

«Господи, она-то что здесь делает?» – изумленно подумала я, увидев ее впервые. Девочка в этот момент помогала одной из женщин снимать с плиты огромную кастрюлю с супом. Было видно, как тяжело ей это делать.

«Практикантка, наверное», – придумала я самой себе объяснение. Совсем не хотелось мне, чтобы эта девочка оказалась здесь по собственному выбору. Разве такой жизни она заслуживала – среди этих убогих столов, бедности, ленивых женских разговоров, перемалывающих «что кто сказал».

Несколько дней я так и оставалась в недоумении. Я все поняла, когда пришла на обед в последнюю минуту и могла наблюдать за процессом сервировки стола для работников столовой.

В этот раз все было немного по-другому. Сначала на стол поставили бутылку водки. Потом шесть граненых стаканов. Потом уже появились привычные первые и вторые блюда. В том числе и компот. И, конечно же, поднос с хлебом.