Мыслеворот. Стихи (сборник первый)

(Ведь в прошлой жизни так случалось,

Что за полночь раскрытые глаза

Лишь свет ушедших звезд встречали…

Да ладно уж… вернемся к потолкам.)

Потом мозг долго размышляет:

Здесь варианты очень разные.

Такие потолки в любых местах бывают,

Включая самые пикантные.

В больнице, вытрезвителе, в роддоме,

В казарме, в помещении для вахты,

В столовой, в сумасшедшем доме

И даже у солдат на гауптвахте.

Я это быстро перебрал

В уме, с утра еще не оживленном,

Но помнящем, что в месте засыпал,

В тот список не включенном.

Испуганно метнулась голова

За шеей, повернувшейся до хруста,

А взгляд по стенке побежал,

Еще приметы отыскивая шустро.

Но незатейливый узор обоев

Не добавляет мыслей на вертел –

Лишь строки-признаки запоев

Певца в мозгу, что про обои пел¹⁾.

Но вот она! Сквозь мутность взора

Ее в который раз узнал.

С массивной деревянною опорой,

Рождает в мозге правильный сигнал.

Все, баста — я проснулся.

С видением настольной лампы той

Я в мир последних лет вернулся,

Который все равно чужой.

Ее купил я на блошином рынке.

Теперь, словно маяк морской,

Она мне по утрам тропинка,

С которой — ступаю в день очередной.

Уж пять лет не проходит ощущенье,

Что в длительной командировке я

Без всяких отношений и общений,

И командировочного предписания.

Но все равно иду послушно,

На ноги тапки натянув.

И бреюсь, фыркаю под душем,

Себя пытаясь обмануть.

И выхожу из дома, дверь толкнув тугую.

Шаг ускоряю, засопев,

Но вспоминаю — это все впустую –

И замираю, остолбенев.

Стою, молчу, бездумно озираясь

Среди спешащего вокруг народа,

Кроме себя ни на кого не обижаясь

В Германии две тысячи шестого года.

¹⁾ Имеются в виду строки В. Высоцкого: «Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей. Только помню, что стены с обоями…».

Пишу я в стол стихи мои…

Пишу я в стол стихи мои,

(Как много лет звучит фигура речи.)

Сохранность их в ближайшем бытии

Также компьютер может обеспечить.

Смешавшись, пролежат они

— На биты с байтами разбиты –

С другими файлами, в тени

Которых будут позабыты.

Опять же — «Рукописи не горят…».

Сказал один великий мастер.

Так, может, лучше все подряд

В реальный стол и баста?

(Недавно опыт я провел:

Стих на листке бумажном

Над пламенем свечи повел –

Он вспыхнул и сгорел отважно.)

Напрасно обнадежил мастер –

В его предположеньи смелом,

Наверное, другой характер

Строк вечных полагался в целом.

Но и компьютер c его мозгом

Не исключает риск –

Ведь он подвержен вирусным угрозам,

И даже «сгореть» может жесткий диск.

А если сохранностью не задаваться?

Сколь шансы велики вообще,

Что станет внук в столе копаться

Иль щелкать мышкой на столе?

Что в стихе старческого буйства

Для юношей, чтобы не «скисли»?

Лет недопетых строки-чувства?

Иль рвущие мозг строки-мысли?

Как жизнь моя неоднозначна,

Так стиха неясна судьба.

А очень хочется, признаться,

Чтоб кто-то заглянул сюда.

Чертовски мне приятно б было

(Хоть и не узнал бы я о том),

Что кто-то как-то разделил бы

Написанное мною о мирском.

Страдаю, мучаюсь, рифмую,

Бессилен отогнать напасть.

Натуру странную бичую

И продолжаю в стол писать.

Не так сложилась жизнь…

Не так сложилась жизнь,

Чтоб стать публичным…

А ведь что-то в душе тлело.

Сегодня просто неприлично

Солгать, что не болело.

Правда, в публичных

Могут бросить камень…

И трудно будет увернуться.

Да и не всякий сможет парень

От грязи каменной отмыться.

Так что не все так плохо.

Вот, есть какие-то резоны…

А лучше ли, себя любя,

В тени построенных заслонов

Камни швырять в любимого себя?

Мой лоб отчаянно прижат…

Мой лоб отчаянно прижат

К стеклу вагонному, как в детстве.

А мне давно за шестьдесят,

И ночь темна — с стеклом в соседстве.

Не разобрать, что за окном,

Хоть частые огни мелькают.

И в ожидании трепетном,

Как в детстве, сердце замирает.

Вот, может быть, сейчас

В ночи летящий поезд

Куда-то вынесет — и раз…

Увижу град, что детством был построен.

Но колеса все стучат,

Не в силах отыскать то место,

А мне давно за шестьдесят

И за спиною детство.