Мысли

— Вот вот, хорошо. — Ягов успокаивающе кивнул. — А мы как раз посмотрим, как тебя будут искать, кто тебя будет искать и зачем. Все, до свидания, мне сегодня еще надо повидаться и переговорить с нужными людьми. Да, меня ты в эти дни вряд ли увидишь, но мне будут докладывать о твоем поведении. Поэтому постарайся меня не сердить. Я к тебе отношусь с большой симпатией. С большей, чем ты себе даже можешь представить. Ну, все, мне пора…

Он потрепал съежившуюся девушку по волосам и пошел на кухню.

— Кононов, хватит жрать, будто тебя никогда не кормили! Поехали! Горелов, ты тоже будешь нужен. Все!

Ягов направился к выходу. Дожевывая и хлопая на прощание громилу Валеру по спине, Кононов и Горелов поспешили вслед за шефом. Давясь помидором, Кононов прошептал, наклонившись к аналитику и отпихивая в сторону его портфель, бьющий по колену:

— Слушай, а зачем он все таки ее упрятал в этот дом отдыха? Психотропное зачем?

— Для того, балда, чтобы спровоцировать тех, кто собирает информацию о нашей канторе. Чтобы они начали Веру разыскивать, а мы их выявили, засекли… А реланиум, чтобы спокойно себя вела.

— У, Горелов, голова у тебя работает…

— Да ладно. А ты лучше болтай поменьше, а то шеф поймет какой ты тупой, и выгонит с работы.

— Ну, ты, головастик, не очень то! — Кононов замахнулся, но осекся, когда Ягов, первым войдя в лифт, оглянулся на него. Глаза у шефа были грозные и одновременно довольные.

— Итак, как говорил незабвенный Бендер, заседание продолжается, то есть, скорее, даже начинается. Горелов, ты разбираешься в картах?

— Конечно, Василий Ефремович. — Математик угодливо изогнулся.

— А немецкий знаешь?

— Достаточно хорошо.

— Прекрасно, тогда нажимай на кнопку, только не запачкайся, кто то всю панель оплевал.

Ягов брезгливо отстранился от стенки лифта.

— Спасибо, вижу. И кнопки сожжены спичками… Ну и страна, все только и делают, что гадят…

— Да это мальчишки балуются, — оскалился Кононов, разминая в пальцах сигарету.

Глава 7

— Спи, Аннет, спи… — Хорст Фромм вылез из под одеяла и успокаивающе поцеловал жену, когда она повернулась к нему, порозовевшая ото сна, с отпечатавшимися на щеке складками наволочки.

— Ты сегодня поздно? — Аннет сладко зевнула и сонно потянулась к Хорсту за новым поцелуем.

— Не думаю, скорее всего к пяти часам уже вернусь, — ответил он, мягко отстраняясь. Затем сунув ноги в тапки и, придерживая перевязанную правую руку, прошел на кухню. Сварил кофе, похрустел маисовым печеньем.

Пока кофе остывал, он почистил зубы, побрился, со вздохом пропустив участок щеки, вздувшейся от ожога, потер пальцем опаленные брови, провел ладонью по непривычно короткой прическе. Обычно прямые волосы теперь будто подверглись химической завивке, кучерявились и торчали в разные стороны. Хорст ухмыльнулся, состроив самому себе в зеркале зверскую рожу, включил телевизор в нише над холодильником, убавил звук, чтобы не мешать жене, и стал не спеша пить кофе.

На телеэкране высветилась заставка новостей. За спиной диктора, под транспарантом с надписью «Гондурас», суетились смуглые люди в защитной форме, опоясанные пулеметными лентами. Они быстро высовывались над бруствером, выложенным мешками с песком, не глядя палили куда то вдаль и ныряли обратно в укрытие. Потом пошли спортивные известия. Фромм вытащил было сигарету, но, посмотрев на часы, пошел одеваться.

Шкаф встретил его запахами горелой синтетики и жженого хлопка. Из нижнего ящика торчал полиэтиленовый пакет, в котором ему при выписке из госпиталя выдали одежду, точнее, ее остатки.

«Эх, барахольщица, пожалела выкинуть…» Хорст недовольно поморщился, с кряхтеньем тяжело присел, бросил шелестящий пакет на пол и ногой отшвырнул к входной двери. Из спальни послышался сонный голос Аннет:

— Чего ты там бушуешь, Хорст?

— Ничего, ничего, спи. — Он разогнулся, потер застучавшие виски. Лицо от прилившей крови стало пунцовым.

Одной рукой завязать шнурки не удалось. Пришлось отставить любимые ботинки и влезть в новые, слегка трущие туфли. Пока Хорст досадливо цыкал, в гостиной зазвонил телефон. Он взял трубку:

— Фромм слушает.

Молчание.

— Перезвоните, вас плохо слышно!

Молчание.

Он пожал плечами и нажал на рычаг. Спускаясь к машине, выкинул пакет с воняющими тряпками, вынул из почтового ящика утренние газеты. Когда он открывал дверцу автомобиля, его окликнули:

— Привет, Хорст, как дела?

— Привет, Франк. Ты опять копаешься в своей развалюхе? Когда же ты ее выбросишь?

Мужчина в промасленном синем комбинезоне возмущенно облокотился на крышу своего старого автомобиля, ощерившегося пастью открытого капота, из под которого выглядывали моторные внутренности:

— Ты никогда, Хорст, не поймешь прелести копания в моторе. Вы, молодые, привыкли подъезжать к мастерской, платить бумажки и тыкать пальцем: «Там чего то бренчит» — и потом садиться в уже готовую машину. А вот ты сможешь по звуку определить, какой цилиндр стучит?

— Нет, я думаю, это мне недоступно.

— То то. Ковыряться в двигателе — самое мужское развлечение. Не то что сидеть у телевизора.

Франк всем туловищем нырнул под капот и принялся что то отворачивать.