Чтобы все это утрясти в голове, я, вернувшись домой, покинул химию и занялся методологией. Давило разнообразие форм общественной организации, с которыми столкнулся, и та страсть, с которой люди отстаивали привычные им формы и трудно принимали иные. Потом были аспиранты из разных стран, с Востока и Запада, у всех самобытные типы общественных институтов — хоть в связи с наукой, но за ними видно было много необычного. Все это складывалось исторически, под какую-то абстрактную модель подогнать было трудно. Абстракции полезны, но нельзя им слишком верить, в жизни чистых моделей нет.
И вот вопрос, на который, по-моему, не так просто ответить: как получилось, что в 1980-1990-е гг. значительная часть нашей интеллигенции поверила в абстрактные и даже фантастические модели жизнеустройства, стала их с энтузиазмом пропагандировать и даже внедрять в жизнь. Совокупность этих моделей назвали «Западом», хотя множество западных же авторитетных ученых предупреждали, что на реальном Западе ничего похожего нет.
Дж. Гэлбрейт, побывав в декабре 1990 г. в Москве и побеседовав с нашими учеными-«рыночниками», так сказал об их планах: «Говорящие — а многие говорят об этом бойко и даже не задумываясь — о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера. Это то явление, которого у нас на Западе нет, которое мы не стали бы терпеть и которое не могло бы выжить».
Ну, впали в утопию, наломали дров; но ведь уже 24 года прошло, а «отклонение клинического характера» все продолжается. И разговор о нем заводить считается неприличным. У разных частей общества как будто сложились разные картины мира, должна же интеллигенция как-то с этой аномалией разобраться.
Сейчас у меня возник такой повод завести этот разговор — при всем уважении и пр. Я четыре месяца погружаюсь в изучение учебников политологии. Товарищи собрали мне лучшие учебники. Есть в политологии такой постулат: «Искусство управлять является разумным при условии, что оно соблюдает природу того, что управляется». Эта мысль считается настолько очевидной, что М. Фуко называет ее
Государство управляет обществом — изучение этого процесса и есть предмет политологии. В этой науке общества грубо разделяют на два типа —
Но чему же учат студентов-политологов? Ведь они должны ставить диагноз политике и даже лечить ее своими припарками. Как им объясняют «природу того, что управляется»? Причем управляется именно в России, а не в Англии или Зимбабве. Что нам говорят учебники о так называемых «традиционных» обществах, хотя бы обобщенно?
В прекрасном во многих отношениях учебнике «Политология» (М.: МГИМО, 2009; рук. авторского коллектива А.Ю. Мельвиль) о традиционном обществе сказано: «Характеристиками традиционного общества с подачи Спенсера, Дюркгейма и Фердинанда Тенниса принято считать его основанность на механизмах простого воспроизводства, слабую заинтересованность в обмене результатами экономической активности с другими хозяйственными единицами по типу горизонтальных связей, преимущественную ориентированность на замкнутую жизнедеятельность и на самообеспечение» (с. 337). Помянуты и «перевес труда доиндустриального над индустриальным,… явное преобладание автократических приемов властвования» и т. п.
Это туманное определение прилагается к обществам и культурам, в которых проживает 80 % человечества. Но главное, это определение
Почему берут для учебника их устаревшие представления, а не современные?
Широкое исследование традиционных обществ началось в 1940-1950-е гг., когда прошла мировая волна революций («не по Марксу») именно в этих обществах — в крестьянских странах от России и Китая до Мексики. А за ними поднялась волна антиколониальных национальных движений. Тогда и кинулись антропологи изучать традиционные общества.