Мысли быстрого реагирования

Тогда, в начале 1990-х, наши студенты еще были совершенно непохожи на испанских, у наших еще была искра скептического разума, была привычка увязать услышанное от преподавателя с той реальностью, которая «дана им в ощущении». Преподавать было труднее, но, похоже, имело смысл.

Сейчас в Интернете возникают кружки, в обсуждениях которых просвечивают зачатки нового обществоведения — без догматического официоза советского времени и без навязанных нам штампов западных учебников «для массы».

Что, на мой взгляд, следовало бы в этих кружках учесть? Мне кажется, развитие их тормозит инерция советского обществоведения — защищенность на «теории». Одни пытаются реанимировать конструкции марксизма, другие — сконструировать новую синтетическую теорию. Эти попытки тянут в схоластические споры, и признаков теоретического прорыва не видно.

Но зачем ограничивать себя этим узким коридором? Теория — очень ценная форма организации знания, но вовсе не единственная. Что же касается такой подвижной и текучей материи, как общество, особенно в периоды смут и трансформаций, то возможность описать ее в хорошей теории вообще сомнительна. Изменчивость объекта такова, что почти все понятия обществоведения не имеют «замкнутого» определения — это определение постоянно надо дополнять новыми содержательными уточнениями и оговорками. Нынешний Запад — совершенно иная система, чем та, которую представляют учебники 1970-1980-х гг. В России поколение рожденных в 1990-е мыслит и говорит по-иному, чем предыдущее поколение. Прервалась цепь времен — попробуй собрать ее рассыпанные звенья в теоретическую модель!

И при этом мы сидим на сокровищах эмпирического знания, достаточно обработанного, чтобы дополнить понятия обществоведения новыми содержательными уточнениями, которые дали бы им буквально новую жизнь. Но как раз желающих запустить руки в эти сокровища — раз-два и обчелся. А ведь перед нами пример школы Броделя: он занялся «структурами повседневности», ползучей эмпирикой. Какую кашу и сколько ели в XVI в. в разных слоях общества, как переживали чуму богатые и бедные… Яснее представляется ход становления капитализма и причины, по которым он так трудно приживается в постсоветской России, — гораздо яснее, чем от чтения «Капитала» Маркса.

Социологи, которых в России немало, за последние 25 лет собрали «Монблан фактов», говорящих о том, что произошло и происходит в нашем обществе. А теории не создали! И вся эта гора фактов осталась втуне. Молодая интеллигенция копаться в эмпирике не желает. Она создает фантастические модели, в которых, глядишь, затвердеет философский камень. Вот тогда они все объяснят.

Ну ладно, эмпирические данные об актуальном моменте еще не отлежались, не превращены в учебники. Но ведь у нас есть уже систематизированная фактология огромного эксперимента русской революции. Тогда столкнулись 5-6 больших национальных проектов, опубликованы размышления главных авторов этих проектов, дневники свидетелей попыток реализовать эти проекты. Мало того, за этим великим экспериментом внимательно следил Макс Вебер — и оставил нам почти лабораторный журнал этого наблюдения. Ведь не один же «Краткий курс ВКП(б)» у нас под рукой. Изучение этого материала — как системы проблем — могло бы стать прекрасным учебным практикумом, сродни экспериментальному.

Вот, например, дать бы студенту-политологу такую задачу. А. Деникин писал, что ни одно из антибольшевистских правительств «не сумело создать гибкий и сильный аппарат, могущий стремительно и быстро настигать, принуждать, действовать. Большевики бесконечно опережали нас в темпе своих действий, в энергии, подвижности и способности принуждать. Мы с нашими старыми приемами, старой психологией, старыми пороками военной и гражданской бюрократии, с петровской табелью о рангах не поспевали за ними».

Пусть студент 5-го курса объяснит причины этого парадокса — ведь у белых было гораздо больше образованных кадров, большая доля деловых людей из буржуазии, интеллектуальная и военная помощь Запада. Эта проблема эффективности аппарата власти представлена в целом ряде глав учебников политологии, но только теоретически. Так приложите теории к данному эмпирическому факту! Из подобных фактов можно за месяц задачник составить.

Но от такого практикума бегут, как черт от ладана, — и преподаватели, и студенты. Пережевывают идеологические байки — тоталитаризм, демократия…

А ведь наша нынешняя смута — эпизод той неоконченной революции. Как же нам вылезти из этой ямы, не обеспечив людей рациональным и доступным знанием?

ОЩУЩЕНИЕ ВОЙНЫ

13.03.2014

Я давно живу с ощущением, что в стране идет гражданская война. Но сказать это кому — отшатнется. Понятие «гражданской войны» нам сузили литература и кино. Услышишь — и встает образ: тачанка с пулеметом, Чапаев, «поручик Голицын, налейте вина»… Говоришь: сейчас дело хуже — воюют разум с безумием, и разум отступает. Махнут рукой: «это ерунда, утрясется».