Мысли и воспоминания. Том II

Было широко распространено заблуждение, что переход престола от императора Вильгельма к императору Фридриху должен быть связан со сменой министров и с назначением мне преемника. Летом 1848 г. я впервые имел случай познакомиться с 17-летним тогда принцем и получить с его стороны доказательство личного доверия. До 1866 г. доверие это, быть может, порой колебалось, но решительно и открыто проявилось в Гаш¬ тейне в 1863 г. при ликвидации Данцигского эпизода [1]. Во время войны 1866 г., в особенности в борьбе с королем и с высшими военными [чинами] по вопросу о своевременности заключения мира в Никольсбурге, кронпринц удостоил меня своего доверия, независимо от разногласия в наших политических принципах и взглядах. Попытки поколебать это доверие делались с разных сторон, не исключая крайней правой, и с этой целью пускались в ход всевозможные происки и измышления, не имевшие, впрочем, длительного успеха; начиная с 1866 г.

для их устранения достаточно было личного объяснения между кронпринцем и мною.

Когда в 1885 г. состояние здоровья Вильгельма I дало повод к серьезным опасениям, кронпринц призвал меня в Потсдам и спросил, останусь ли я на службе в случае перехода престола к другому монарху. Я заявил, что готов на это при двух условиях: никакого парламентского правительства и никаких иностранных влияний в политике. «Об этом не может быть и речи!» — ответил кронпринц, сопровождая эти слова соответствующим жестом.

У его супруги я не мог предполагать такого же благоволения ко мне. Ее естественная и врожденная любовь к своей родине[2] сразу же выразилась в стремлении бросить всю тяжесть прусско-германского влияния в европейских группировках на чашу весов в пользу своего отечества, каковым она никогда не переставала считать Англию. Сознавая различие интересов обеих главных азиатских держав, Англии и России, она стреми лась, чтобы при наступлении разрыва между ними германская мощь была применена в интересах (im Sinne) Англии. Это разногласие, основанное на различии национальностей, не раз приводило к объяснениям между ее императорским высочеством и мною по восточному вопросу, включая и баттенбергский [3]. Ее влияние на мужа всегда было велико и с годами усиливалось, достигнув кульминационного пункта в период, когда он был императором. Однако и она была убеждена в том, что в интересах династии я должен остаться при перемене монарха.

В мои намерения не входит, да это было бы и невыполнимо, опровергать каждую легенду и злостное измышление. Так как [существует] рассказ, будто в 1887 г. по возвращении из Эмса кронпринц подписал акт, что в случае, если переживет отца, он отказывается от правления в пользу принца Вильгельма, — и этот рассказ включен в английскую книгу об императоре Вильгельме II, — я хочу констатировать, что в этой истории нет и тени правды. Является также басней и то, что наследник престола, страдающий неизлечимой физической болезнью[4], якобы не может по нашим законам наследовать престол, как об этом в одних кругах в 1887 г. утверждали, а в других — верили.

Ни в законах о царствующем доме, ни в тексте прусской конституции нет предписания такого рода. Но был момент, когда вопрос государственно-правового характера вынудил меня вмешаться в лечение страдальца, история болезни которого касается, впрочем, медицинской науки. В конце мая 1887 г.

лечившие врачи решили усыпить кронпринца и произвести экстирпацию гортани, не предупредив его о своих намерениях.

Я запротестовал, потребовал, чтобы это было сделано не иначе, как с ведома пациента, и так как речь идет о наследнике престола, то также и с согласия главы семьи. Император, извещенный мною, запретил операцию без согласия его сына.

Из тех немногих споров, которые мне пришлось вести с императором Фридрихом во время его краткого царствования, я хотел бы упомянуть только об одном, связанном с размышлениями по поводу имперской конституции, которой я занимался при прежних ситуациях и снова в марте 1890 г.