Читаем Мысли и воспоминания. Том II полностью

Для сознания такая гарантия (Assecuranz) имеет в себе нечто успокоительное, но сомнительно, оказалась ли бы она надежной под натиском событий, особенно если припомнить, что теоретически гораздо более обязывающий строй Священной Римской империи никогда не мог обеспечить сплоченности немецкой нации и что для определения наших отношений с Австрией мы не в состоянии были бы найти такого модуса, который сообщил бы договору более прочную связывающую силу, чем прежние союзные договоры, теоретически делавшие сражение под Кениггрецом немыслимым. Прочность всех договоров между большими государствами становится условной, как только она подвергается испытанию в «борьбе за существование». Ни одну великую нацию нельзя будет когда-либо побудить принести свое существование в жертву на алтарь верности договору, если она вынуждена будет выбирать между тем и другим. Положение ultra posse nemo obligator [сверх возможного никто не обязуется] не может быть отменено никакими параграфами договора. Точно так же нельзя обеспечить договором и степень напряжения сил при его выполнении, как только собственные интересы договаривающегося перестанут соответствовать подписанному тексту и его прежнему толкованию. Поэтому если в европейской политике наступит такой поворот, что Австро-Венгрия увидит свое спасение, как государства, в антигерманской политике, то ради соблюдения договора также нельзя ожидать самопожертвования, как во время Крымской войны не последовало выполнения долга благодарности26, являвшегося, быть может, более важным, чем пергамент государственного договора.

Союз, закрепленный законодательным путем, явился бы осуществлением конституционных идей, которые носились перед умами самых умеренных членов в церкви св. Павла27, сторонников и более узкого — имперски-германского, и более широкого — австро-германского объединения (Bunds). Но как раз обеспечение таких взаимных обязательств договорным пу-тем—враг их прочности. Пример Австрии времен 1850—1866 гг. служил для меня предупреждением о том, что чрезвычайно соблазнительные политические векселя, выдаваемые на такого рода отношения, превышают пределы кредита, который независимые государства могут предоставлять друг другу при своих политических операциях. Поэтому я думаю, что изменчивый элемент политического интереса и его опасностей является неизбежной подоплекой письменных договоров, если они должны быть прочными. Для спокойной и сохраняющей [существующее положение] австрийской политики союз с Германией полезнее всего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары