Мысли и высказывания

Смерть не позорна для того, кто достаточно потрудился на своем веку, не преждевременна для того, кто уже достиг консулата, не горестна для того, кто вкусил плодов мудрости. Конечно, я не настолько лишен человеческого чувства, чтобы оставаться равнодушным к скорби присутствующего здесь, столь же любящего, сколь и любимого брата, к слезам всех этих моих друзей, которые окружили мое кресло; мои мысли то и дело витают в покоях моего дома, где мне представляются – бледная от волнения жена, дрожащая дочь и малютка-сын, он, которого наша отчизна, думается мне, прижимает к своему лону как залог верности своего консула; не забываю я и о своем зяте, который стоит вот там – я его вижу отсюда – и дожидается исхода нынешнего дня.

Алтарь Мира. Фрагмент рельефа

Да, все это действует на меня, но действует в том направлении, что я скорее желаю им всем спастись вместе с вами, хотя бы и ценою моей гибели, чем погибнуть в той общей пучине, которая грозит поглотить и их, и нас, и все государство. Поэтому, сенаторы, еще раз прошу вас: приложите все свое усердие к спасению государства, подумайте о всех бурях, которым мы идем навстречу, если вы их не предотвратите.

Вы знаете, кто такие те, которые ждут решения своей участи от строгости вашего суда: это не Тиберий Гракх, пожелавший вторично стать народным трибуном, не Гай Гракх, попытавшийся возобновить аграрное движение, но Луций Сатурнин, убивший Луция Меммия, нет – уличены те, которые остались в Риме ради поджогов, ради вашего поголовного избиения, ради выдачи города Катилине; уличены они своими письмами, своими печатями, своими почерками, своими признаниями.

Вы знаете – они поднимали против нас аллоброгов, подстрекали рабов, призывали Катилину; их замыслом было произвести такую резню, чтобы некому было даже почтить погребальным плачем имя римского народа, воздать последний дар слез похороненному властелину мира. Все это удостоверено показаниями свидетелей, признаниями обвиняемых, да и вашими собственными многократными приговорами.

Август Октавиан. Античная монета

Когда вы в столь необыкновенных выражениях высказывали мне свою благодарность, объявляя, что я своею ревностью и осмотрительностью обнаружил заговор нечестивых людей; когда вы заставляли Публия Лентула сложить с себя претуру; когда вы того же Лентула, а с ним и остальных подсудимых, решали подвергнуть заключению; когда вы – что очень важно – назначали от моего имени благодарственное молебствие, являя первый пример такой почести гражданскому администратору; когда вы, наконец, во вчерашнем заседании присуждали щедрые награды послам аллоброгов и Титу Вольтурцию; когда вы постановляли все это, вы этим самым давали понять, что те лица, которых вы поименно приказали подвергнуть заключению, должны совершенно недвусмысленно считаться осужденными.

Тем не менее, сенаторы, я решил представить это дело, точно непочатое, на ваше обсуждение. Ваше право – высказать ваше мнение о самом деянии и о заслуженной им каре; мой консульский долг велит мне, однако, напомнить вам следующее.

Что умы в государстве сильно взволнованы, что готовится и назревает какое-то неслыханное до сих пор бедствие – это я знал давно; но я никак не ожидал, что этот заговор получит среди граждан такое огромное, такое гибельное распространение. Но раз это так – я должен требовать, чтобы ваше постановление, каково бы оно ни было, состоялось до наступления ночи.

Римская женщина. Мозаика. Помпеи

Каково злодеяние, отданное на ваш суд, это вы видите; если вы думаете, что число неприкосновенных к нему людей ограниченно, то вы сильно ошибаетесь. Шире, чем это думают, рассеяны семена этого зла; оно не только охватило Италию, но уже и проникает за Альпы, уже, незаметно распространяясь, образовало гнезда во многих провинциях. Выжидательной и медлительной политикой его никак не побороть; за какую бы меру вы ни высказались – ее следует применить круто и быстро.

Таких мер до сих пор было предложено две. За одну высказался Децим Юний Силан, требующий для врагов – опустошителей своей родины смертной казни; за другую – Гай Цезарь, не допускающий казни в виде наказания, но, впрочем, сосредоточивающий в своем приговоре все ужасы карательной строгости.

Оба они, таким образом, как и следовало ожидать от их достоинства при разборе столь важного дела, требуют крайне суровых кар. При этом, однако, первый из них не считает возможным хотя бы на один лишний миг продлить жизнь и пользование одним с нами воздухом тем, которые хотели лишить жизни всех нас, разорить нашу державу, уничтожить имя римского народа, – памятуя, что в нашем государстве такого рода наказание не раз применялось к нечестивым гражданам; другой держится того мнения, что смерть установлена бессмертными богами не как кара за прегрешения, а либо как закон природы, либо как отдых от трудов и злоключений.

Август Октавиан. Античная статуя