Мысли о мыслящем. О частной реализации концептуального подхода к опыту экзистенции

Этот случай мне ясно показал, что сохраняемая памятью информация, касающаяся моей человеческой личности и ее жизненного опыта, не является прямым отражением «я», а лишь ассоциирована с «я». Образ последнего присутствует в моем сознании перманентно в виде некоего единого ощущения, которое не возобновляется время от времени, а длится непрерывно, пока сознание находится в состоянии бодрствования. Причем такое ощущение не является неизменным: оно определенным образом эволюционирует в зависимости от накопленного опыта — пусть и не так сильно, как мои представления о своей личности, которые подвержены очевидному влиянию возрастных изменений, а также отдельных значимых событий жизни. И все же «я» в каком-то смы­сле ведет самостоятельное существование. Оно не обременено всем грузом воспоминаний о пережитом, который несет в себе моя память. Отношения между памятью и «я» напоминают отношения между библиотекарем, комплектующим и хранящим библиотечный фонд, и постоянным посетителем библиотеки. Создается впечатление, что «я» занято только тем, что осознаёт, то есть превращает проходящие через него информационные потоки в субъективные переживания, квалиа (неотделимые от ощущения «я»). Но мыслит ли оно в полном смысле этого слова? Ведь все содержание мыслей, подобно содержанию воспоминаний, предоставляется памятью, основная работа которой происходит, как было показано, вне сферы сознания. Да и вообще значительная часть наших поведенческих реакций, которых мы считаем сознательными, на самом деле осуществляется рефлекторно[82]. Похоже, отчасти правы сторонники учения адвайты-веданты, утверждающие, что истинное «я» (Атман) — это лишь свидетель, отрешенно наблюдающий за деятельностью ума и жизнью тела.

То, что «я» неразрывно связано с конкретным организмом, — всего-навсего привычное заблуждение. На деле, как отмечает известный невролог В. С. Рамачандран, эта взаимосвязь предстает условным конструктом нашего сознания, результатом статистических корреляций в сенсорных данных[83]. Достаточно вспомнить о знаменитой иллюзии резиновой руки. В этом простом опыте экспериментатор синхронно водит кисточками по руке испытуемого, скрытой за экраном, и расположенной перед ним на виду резиновой руке. Через некоторое время большинство испытуемых сообщают, что начинают чувствовать прикосновения кисточки к резиновой руке, словно она является частью их тела. Это свидетельствует об отсутствии жесткой привязки сознания к «своему» телу. По-видимому, «я» достаточно пластично — или безразлично, — чтобы отождествлять себя с каким угодно «носителем» (как показывают эксперименты — даже с пустым пространством, непосредственно окружающим тело).

Однако функции «я» не сводятся к роли безучастного наблюдателя. «Я» — это своего рода «центр управления», направляющий и координирующий работу памяти, мышления, внимания и воли, соединяющий разнородные восприятия и представления в целостное переживание настоящего момента. Именно поэтому его деятельность так трудно выделить из общего потока сознательных процессов.

Ощущение «я» кажется довольно расплывчатым. Его можно определять по-разному, включая в него:

осознание текущего восприятия внешней реальности;

мысли, эмоции, волевые устремления, присутствующие в сознании в настоящий момент;

ощущение своего тела, обусловленное «схемой тела», формируемой нейронной системой головного мозга;

память о своей личности (т. е. о каких-то элементах прежнего опыта, содержащих соответствующую информацию), являющуюся частью сознательного переживания данного момента;

самоощущение «я», не связанное с представлением о конкретной человеческой личности, а выражающее тождество субъекта всех представлений, который сводит их воедино, реализовывая тем самым кантовское «синтетическое единство апперцепции»[84] или его более современный вариант — «глобальное рабочее пространство» (термин, введенный американским психологом Бернардом Баарсом).

Говоря об ощущении «я», я имею в виду именно это самоощущение.