Мысли о разном. Статьи и рассказы

Итак, уважаемый читатель, первый том уголовного дела по обвинению Остапа Бендера мы закончили изучать на том, что оставили великого комбинатора истекать кровью от удара бритвой в горло, нанесенного ему обезумевшим Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым в московской комнатушке Иванопуло холодной ночью конца октября 1927 года. И если бы не гений создателей Остапа и советских хирургов, вернувших Бендера к жизни, то эта удивительная история так прозаически и закончилась бы.

Не знаю, как к воскресению Остапа отнесся “… некий строгий гражданин из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции” и не признающий смешков в реконструктивный период. Но автор этих строк воспринял сие событие с удовлетворением, поскольку ему доставляет большое удовольствие читать об Остапе и писать про Остапа – человека, чье имя стало нарицательным. А поэтому – к делу, уважаемые судьи и народные заседатели. Заседание продолжается.

Чудом оставшегося в живых Бендера мы снова видим спустя два с лишним года – летом тридцатого, в маленьком городке Арбатове:

“Гражданин в фуражке с белым верхом, которую по большей части носят администраторы летних садов и конферансье…, двигался по улицам города Арбатова, со снисходительным любопытством озираясь по сторонам. В руке он держал небольшой акушерский саквояж. Город, видимо, ничем не поразил пешехода в артистической фуражке.

– Нет, – сказал он с огорчением, – это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже” (л. д. 318).

Тут же он разыграл свою очередную комбинацию, которая, к слову, не имеет никакого отношения ни к одному из четырехсот одного известных Бендеру сравнительно честных способов отъема денег, а обнаруживает состав преступления:

“Через минуту он уже стучался в дверь кабинета предисполкома…

– Здравствуйте, вы меня узнаете?

Председатель… посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает.

– Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.

– Я тоже похож на своего отца, – нетерпеливо сказал председатель. – Вам чего, товарищ?

-Тут все дело в том, какой отец, – грустно заметил посетитель. – Я сын лейтенанта Шмидта.

Председатель смутился и привстал…

– Я, собственно, попал к вам в город совершенно случайно. Дорожная неприятность. Остался без копейки…

Затем сын черноморского героя мягко, без нажима перешел к делу. Он просил пятьдесят рублей. Председатель, стесненный узкими рамками местного бюджета, смог дать только восемь рублей и три талона на обед в кооперативной столовой “Бывший друг желудка”.

Сын героя уложил деньги и талоны в глубокий карман поношенного серого в яблоках пиджака…” (л. д. 319 – 322).

Что ж, совершение мнимым сыном лейтенанта Шмидта преступления, предусмотренного Статьей 159 современного и статьей 169 Уголовного кодекса 1926 года (опять мошенничество – авт.), – налицо. Более подробно этот состав преступления описан в первом томе настоящего дела. Что ни говори, а мошенничеству Бендер, в числе других своих комбинаций, отдавал явное предпочтение.

Здесь же, в кабинете предисполкома, Бендер впервые встречает своего “молочного брата” мелкого жулика Шуру Балаганова и чуть позже произносит ему эпохальную фразу, лишь благодаря которой и стало возможным появление на свет обвинительного заключения, которое вы держите в руках: