Мысли по поводу

«…над столом, кладя красное пятно на образ Георгия Победоносца, теплилась лампадка. Соблюдая самую строгую и осторожную постепенность в переходе от божественного к светскому, от образа, по обе стороны угла, тянулся ряд лубочных картин. При тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную полосу, покрытую чёрными кляксами… и можно было видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый младенец, таращивший глаза и шептавшей что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом…»

Как видим, Чехов в рассказе почти с документальной точностью описывает реальную обстановку комнаты для проезжающих. Образы святых, картины, портреты.

Вот ещё один отрывок. Рассказ Чехова «Мужики»:

«В избе было чисто, все стены пестрели от картин, вырезанных из журналов, и на самом видном месте около икон висел портрет Баттенберга, бывшего болгарского князя».

Тут стена тоже пестрит от икон и картин. Чехов увидел в реальной жизни на стене в мужицкой избе среди прочих портрет Баттенберга и вставил его в рассказ. Не стал заменять болгарского князя русским.

А портрет Ивана Ивановича Лажечникова упоминается, по крайней мере, в двух рассказах Чехова! Не думаю, что это случайное совпадение. Следовательно, этот портрет либо неоднократно встречался писателю в чужих домах, либо висел в его собственной комнате, а может, было и то, и другое.

Рассмотрим эти рассказы. Первый из них называется «Неудача». Сюжет его прост: Илья Сергеич Пеплов и жена его Клеопатра Петровна, стоя за дверью, подслушивают разговор своей дочери Наташеньки и учителя уездного училища Щупкина. Они ждут благоприятного момента, чтобы ворваться в комнату с иконой в руках и тем самым заставить Щупкина жениться на Наташеньке. Ведь после благословения образом потенциальный жених не сможет отвертеться от свадьбы. И вот такой момент наступает — Щупкин добивается у Наташеньки разрешения поцеловать ей ручку. Далее происходит следующее:

«И, не медля ни секунды, Пеплов распахнул дверь.

— Дети… — забормотал он, воздевая руки и слезливо мигая глазами. — Господь вас благословит, дети мои… Живите… плодитесь… размножайтесь…

— И… и я благословляю… — проговорила мамаша, плача от счастья. — Будьте счастливы, дорогие! О, вы отнимаете у меня единственное сокровище! — обратилась она к Щупкину. — Любите же мою дочь, жалейте её…

Щупкин разинул рот от изумления и испуга. Приступ родителей был так внезапен и смел, что он не мог выговорить ни одного слова.

«Попался! Окрутили! — подумал он, млея от ужаса. — Крышка теперь тебе, брат! Не выскочишь!»

И он покорно подставил свою голову, как бы желая сказать: «Берите, я побеждён!»

— Бла… благословляю… — продолжал папаша и тоже заплакал. — Наташенька, дочь моя… становись рядом… Петровна, давай образ…

Но тут родитель вдруг перестал плакать, и лицо у него перекосило от гнева.

— Тумба! — сердито сказал он жене. — Голова твоя глупая! Да нешто это образ?

— Ах, батюшки-светы!