Мысли, полные ярости. Литература и кино

В советском детском питомнике туалеты совмещённые: мальчики с девочками. Прелесть. Читатели Фрейда понимают, о чём я говорю.

Меня всегда занимал вопрос: что такое первый сексуальный опыт? У меня этого как бы не было, то есть было с большим трудом и долго, по чуть-чуть. В условиях социалистической стеснительности, как в советской книжке (мама дала) про здоровую семью, только вместо идиллии – ночной кошмар. Два неопытных подростка вряд ли получают полноценный опыт.

Но интерес к женскому телу – лучшее, что есть у ребёнка.

Страх дефикации в пределах школы ещё долго преследовал меня. Даже бегал на переменках домой.

Поход с учительницей (только её могу назвать этим инфантильно-корректным словечком) музыки на первое причастие (sic!). Комплексы и безотцовщина отливались в конфессиональное.

Помню, как подкладывали пятачки под трамваи – получались медные плюшки, а трамваи зло и металлически подскакивали (воображаю, как матерился водитель).

Подъезд, где целовался до изнеможения. Медляки, проводы, недовольные родители, зажималово в ванной, успеть на последний трамвай. Тогда уже переехал, но продолжал ходить в старую школу. Дискотеки славились на весь район. Большой ночной жизни тогда ещё не было (да и сейчас не очень), а школьная дискотека (если была какая-то аппаратура и светомузыка) была событием номер один и два и три. Её ждали, к ней готовились (копили деньги и договаривались о предварительном распитии напитков). Курили (и не всегда табак) чуть ли не прямо в актовом зале. Вечные пивные бутылки под сдвинутыми к стенке сиденьями. Иногда драки начинались прямо здесь, посреди зала, в рекреации, в сортире (человека могли избить до полусмерти) просто из озорства.

В камору, которая располагалась на втором (sic!) техническом этаже девятиэтажки можно было зайти через подъезд и забраться в окно (сначала забравшись на невысокую пристройку). Там были даже диваны или что-то для сидения и проигрыватель. Собирался там жить, если уйду из дома («тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома»).

Вторая камора была на чердаке высотки, в которой жила главная эротическая фантазия микрорайона. В этой второй (или первой?) каморе была даже проведена самодельная сигнализация: от ментов.

Траву можно было достать в любом дворе, все кореша знали точки и сами барыжили помаленьку. Стоила недорого и была естественной приправой к пиву.

Было удобно тусоваться на перилах и в квадратном проёме типового детского садика. Так проводили дни. Конкуренцию этому составлял только футбол и баскетбол (в одно кольцо – стритбол). Играли в школе (на уроках, после уроков, редко – вместо уроков) и во дворах. Я к тому времени уже был панком и презирал физические упражнения.

Самодельная (любительская) домашняя рок-группа из двух человек с изысканным названием «Зангези». Инструментов, как водится, нет, но гитарист Ваня умел с помощью открученных от школьных наушников (из кабинета английского) микрофонов извлекать из шестиструнки настоящее мясо типа модной группы Ministry. Тексты про социальную невостребованность, спермотоксикоз и строение космоса. Петь никто не умел, но если громко и с чувством – получался настоящий панк.

На трубах (две полых металлических балки, горизонтально подвешенных одна выше другой – как скамейка), где собирался тусняк, кто-то вывел белой краской: ТРУБЫ. Отмечены как достопримечательность.

Одеваются здесь странно. Вернее, здесь другие представления о том, что такое красиво, модно, практично, долго, далеко, слишком и т. д.

Если вкопать полукругом несколько колёс (резиновых покрышек) и разрисовать – красиво и практично (можно вместо скамейки – ни на что другое денег всё равно нет).

Может быть, дело просто в степени бедности, в мере нищеты. Бедность опрятна и сдержана. Расписание как способ не думать о том, что бывает иначе. Нищета непозволительна (порочна, т. е. развратна). Это панель, паперть. Бедность – норма. Богач здесь такой же маргинал (чужой), как и нищий (бомж или наркоман). Более того: нищий у всех на виду (как укор), он остаётся среди нас, раздражая и провоцируя. Богач уходит (как бы не про-, а вы-валивается не вниз, а вверх по пищевой пирамиде), оставляя нас наедине с такими же как мы, завидующими и стремящимися.

Так вот об одежде: здесь действует закон, обратный биологическому. Выживает не самый красивый (статный, т. е. здоровый), а обычный. Джинсы и кожа с Хо Ши Мина (рынок у станции метро «пр. Просвещения») – унисексуальное оперение вороны как вороны.

Если вычесть маргиналии (радикальный стиль панк и тому подобные), то одеваться надо так, чтобы выделяться, но не очень. Такая бессознательная ностальгия по школьным кружевным фартукам и пиджачкам.