Так и не придя ни к какому здравому решению, Эрик осторожно высвободил руку и ушёл спать в гостиную, на диван.
...Хлынувшее в окна солнце заставило Марико поморщиться. Она совершенно по-детски попыталась натянуть простыню, которой укрывалась, на голову, пробормотав:
–Мам, мне ещё рано...
–Ну, вот ещё! На «маму» я не согласен! – раздался вдруг над ней мужской голос, и Марико подскочила, стискивая простыню под подбородком.
Де Линт улыбался, насмешливо щурясь.
–Ну, как тебе спалось в постели фэбээровца?
Марико совсем смутилась под его взглядом и пробормотала:
–Х-хорошо...
Запутанная его шуткой, Марико панически пыталась вспомнить, что было вчера вечером, прежде чем она заснула. Эрик присел рядом, наклонившись, заглянул в суматошные глаза.
–Эээй... ты о чём думаешь?! На твоих щеках можно яичницу с беконом готовить! Ну и девочки нынче пошли...
–Но я...
–...спала здесь. Одна. А я – там. Тоже один, – договорил де Линт, улыбаясь и удивляясь её откровенному смущению. – А завтрак уже готов. Так что этот румянец пропадёт даром.
Марико, не привыкшая к подобным шуткам, совсем растерялась и не знала, что нужно ответить и куда деваться от его смеющихся глаз.
–Господи, какая же ты... – вырвалось у де Линта невольно; рука потянулась к её лицу, коснулась горячей щеки.
Марико только смотрела большущими испуганными глазами, ошеломлённая собственными эмоциями.
Эта робкая покорность сводила с ума почище выдумок и уловок всех женщин, что он знал... Эрик взял её руки, стискивавшие простыню, и, не сводя глаз с её лица, прижал обе к губам. Такие крохотные хрупкие пальчики... так покорно разжались, подставив маленькие ладошки под его поцелуи...
Чёрт. Надо прекращать это...
Эрик, уже без тени улыбки, взглянул в растерянное лицо девушки, поднялся, не отпуская её рук и потянув за собой. Дурацкая оказалась идея. Теперь Марико стояла совсем рядом. Пришлось сделать над собой серьёзное усилие, чтобы просто спокойно отступить на полшага назад и произнести:
–Завтрак остынет. Пойдём?
Заставил себя отпустить, наконец, её руки. Марико вздохнула, кажется, с облегчением, и послушно пошла за ним на кухню, тайком оправляя смявшееся за ночь платье.
От омлета она отказалась, взяла только кофе и пила его маленькими глотками, не поднимая глаз от чашки. Эрик попытался завязать разговор, но ресницы поднялись, показав сдерживаемые слёзы, и де Линт замолчал. Только когда Марико отставила чашку, осторожно дотронулся до её руки и спросил:
–Сердишься?
Она покачала головой отрицательно.
–О чём думаешь?
–Мне нужно ехать в гостиницу, – сказала она тихо.
–Но мы же вчера договорились, ты можешь оставаться здесь.
Марико посмотрела почти укоризненно.
–Нет. Не могу. Ваше начальство узнает, и будут неприятности.
–Но в гостинице тебя сложнее защитить. Я не могу этого позволить! И подвести тебя под программу защиты свидетелей будет тяжело. Придётся ещё доказывать, что ты действительно бесценный свидетель, – не всякий поверит в то, что ты видишь... На это может уйти куча времени, и вся затея просто потеряет смысл.
Марико вздохнула и надолго замолчала, глядя перед собой.
Спустя минут пять Эрик всё-таки решился осторожно сказать:
–Может быть всё-таки поедем к твоему знакомому?
Она замотала головой, кусая губы.
–Марико, пойми – это был бы самый лучший вариант. Ты будешь в безопасности, я смогу установить нормальное наблюдение...
–Значит... у меня нет выбора? – прошептала она сквозь слёзы.
–Ну... видимо, так. – Подумал и решился спросить: – Но почему ты так расстраиваешься? Боишься, что в доме друга многое будет напоминать об отце?
–И это тоже...
–Не понимаю. – Эрик вскочил, заходил по кухне, ероша волосы. – Друг отца, видимо, близкий, должен быть рад тебе. Воспоминания тебя вроде бы не сильно пугают. И тем не менее, ты плачешь, словно тебя отправляют на казнь. Ты с ним в ссоре?
Марико покачала головой отрицательно. Де Линт взгромоздился на подоконник, тщетно пытаясь разобраться в мотивах девушки.
Затянувшееся молчание втягивало в себя доносившийся с улицы шум и пробившийся ненадолго солнечный свет.
–Я знаю его с тех пор, как помню себя...
Тихий прерывающийся голос девушки показался неестественно громким в напряжённой тишине. Де Линт не решился что-либо спрашивать. Марико продолжила говорить сама.
–Он часто бывал у нас в гостях, а мы – у него. А когда мне было тринадцать, я вдруг поняла, что... полюбила его...
Марико посмотрела на почти не удивленного де Линта и вымученно улыбнулась сквозь льющиеся по щекам слёзы.
–Это было так глупо! Он старше меня на двадцать один год. У него жена и двое детей...
«Час от часу не легче!» – подумал Эрик, не заметив, что его лицо выдало эту мысль совершенно. Ему вдруг стало трудно дышать, но он все же спросил:
–Так ты всё ещё... любишь его?
–Я не видела его больше четырех лет, – проговорила Марико, опустив голову.
Де Линт молчал, с трудом разбираясь в собственных эмоциях, смешанных из сочувствия и неожиданной ревности, и не находя, что ответить.