Мысли в пути

— Сережа, вот здесь ты не прав, — перебил я его. — Вспомни многих крупных ученых. Того же Ландау, который признавался, что не способен к какой-либо писательской деятельности. А один из его учеников подтверждал: «Ему нелегко было написать даже статью с изложением собственной научной работы, и все такие статьи в течение многих лет писались за него другими».

— Зря ты привел в пример Дау. Он исключительное явление. К тому же представитель теоретической физики. А им немного нужно: мел, доска и голова. В нашем многопрофильном деле, где медицина граничит с биологией, химией и чем хочешь еще, перед учеными ставится такое многообразие творческих, технических, организационных задач, которые требуют комплекса многих натренированных качеств. В том числе умения четко, доходчиво и грамотно излагать свои мысли. Без этого у нас не выйдет.

Ну, я буду продолжать.

Одиннадцатый — пишет, как Лев Толстой. Я имею в виду количество. В сутки он может написать до 20–30 страниц машинописного текста. По непроверенным слухам, за два года он написал по объему пять кандидатских и докторскую диссертацию, не считая печатных работ в журналах и докладов. Он обладает своеобразным талантом: достаточно ему подсказать идею или рациональное зерно проблемы, как, после преодоления некоторого внутреннего сопротивления, он развивает их в хорошем общепринятом стиле.

Двенадцатый — молчальник. Он знает вопрос. Внимательно слушает обсуждение. По глазам видно, что не только понимает, о чем идет речь, но имеет свое собственное мнение. Если высказываются лишенные основания или вздорные мысли, он не скрывает иронической улыбки и… молчит. Когда я его спрашиваю: «Каково ваше мнение?» — он или отделывается шуткой, или говорит, что все уже ясно. Пишет он просто и лаконично.

Я подумал, что Сергей очень наблюдателен, но, вероятно, весьма близко принимает все к сердцу. Сколько таких молчальников нас окружает! Хорошо, что хоть от них вреда нет.

— Ты что задумался? — спросил Сергей. — Слушай дальше.

Тринадцатый — необыкновенно инициативен. До всего ему есть дело. Он охотно задает вопросы. Выступает. Делится своими мыслями и предложениями, порой весьма интересными. Однако у всех складывается впечатление, что он «хорош, но в небольших дозах».

Четырнадцатый — поклонник женщин. Часто находится в состоянии влюбленности. Тогда он пишет стихи и работает с исключительным подъемом. Он был женат пять или шесть раз, что не мешает ему оставаться кумиром наших лаборанток. Ухаживает он красиво, и ни у одной из них не возникает сомнения, что она и есть та единственная и неповторимая…

Пятнадцатый — барин. Все, в том числе и я, обязаны ему служить. Когда он своим хорошо поставленным голосом заявляет: «Когда же я получу лаборанта (или переводчика, или счетную машину, или еще тысячу мелочей)?» — то всем становится неловко: все чувствуют себя виноватыми. Прямо хоть бросай свои дела и беги доставать то, без чего его работа неминуемо и немедленно остановится.

Шестнадцатый — пьяница. Нет, не алкоголик. Те просто больные люди, и с ними форменная беда. Любитель выпить — обычно милейший парень, душа общества, артист. В его поведении и в труде отчетливо виден недостаток воли. Где причина, а где следствие этого — не знаю… Друзья, и особенно девушки, жалеют его, но на очередном банкете почему-то охотно наливают ему рюмку за рюмкой.

Семнадцатый — путаник. В его голове смешано все в одну кучу. Он знает на память вторую партию из матча Спасского и Фишера. Насвистывает старую мелодию Дюка Эллингтона. Увлекается выжиганием по дереву. Выдает интереснейшие мысли. Не разбирается в примитивных понятиях. Себя считает ученым чисто теоретического плана. Попытка доказать ему пользу литературной или экспериментальной работы воспринимается им как личное оскорбление. Педагогический процесс, даже в самом скромном объеме, вызывает в нем отвращение, которое он не пытается скрывать. Может быть, для начала хватит?

— Ты не напутал, Сергей? При чем здесь таланты? Тобой обрисованы обычные человеческие характеры.

— Сейчас поймешь.

Стюардесса с укором посмотрела на нас. Заговорились. А столик не поставили. Нам стало стыдно, и мы с удовольствием принялись за аэрофлотский завтрак южного направления. Когда Сергей закурил сигарету, я спросил:

— Неужели ты всерьез изобразил мне всю эту кунсткамеру? Ты просто состарился и брюзжишь. Не увлекся ли ты поиском частных недостатков, которые в приведенной тобой комбинации рождают довольно мрачную картину? Мне припомнилась старая притча. Господь бог, наделяя гениев тремя качествами — талантом, волей и порядочностью, — в последний момент раздумал и решил, что хватит и двух. С той поры в большинстве случаев если человек талантлив и порядочен, то ему не хватает воли. Если он волевой и порядочный, то у него отсутствует талант. Но если у него есть и талант, и воля, то он непорядочен…

Сергей посмотрел на меня внимательно.