Мысли вслух

Смена вех произошла на гребне критики кейнсианства. Особенно отличились в этом плане лондонская школа экономики и чикагская школа, которая выдвинула таких лидеров, как М. Фридмен, Ф. Найт и др., провозгласивших необходимость сокращения государственных расходов, в том числе социальных, всемерное поощрение собственников, частного предпринимательства, усиление роли рынка. Представители этих школ выступили против государственных действий, направленных на ограничение экспансии монополий, прогрессивных ставок подоходного налогообложения, государственного контроля над ценами. Фридмен и его сторонники развили концепцию, согласно которой деньги играют главную роль в развитии капиталистической экономики. Эта концепция получила название монетаризм. Ее сторонники считают, что причина инфляции – в избыточном росте денежной массы, что происходит в результате дефицитного кейнсианского метода финансирования с целью регулирования экономики.

В капиталистическом мире во второй половине XX века кейнсианство оказалось вытеснено школами неолиберализма, монетаризма, неоклассики.

Характерно, что тупиковая ситуация развития этих школ обозначилась в связи с новым мировым кризисом 2008 года. Антикризисные меры, предпринимаемые в США, странах ЕС, во многом базировались на идеях кейнсианства – усилении регулирующей роли государства, потеря которой явно стала одной из причин глубины разразившегося мирового финансового, а затем и мирового экономического кризиса.

Широко известно, что те, кто оказался у руля экономической политики России в начале 90-х годов прошлого века, величали себя либералами. К ним значительно больше подходит название псевдолибералы или неолибералы. Главное направление их деятельности заключалось в ликвидации всего, что было связано с социалистическим общественным устройством. Ради этого они готовы были принести в жертву и интересы большинства населения России, и демократию там, где она мешала такой разрушительной деятельности. На словах выступая против роли государства в экономике, утверждая, что все должен решать рынок, на деле они использовали государственные механизмы для обогащения горстки олигархов, получивших в свои руки несметные природные богатства страны.

Мне кажется, мягко говоря, несправедливо восхвалять тех, кто стоял у экономического штурвала при «переходе» от Советского Союза к Российской Федерации. Сочетающий в своем творчестве черты видного историка и превосходного публициста, Рой Медведев подробно описывает в ряде работ практику приватизации, осуществленной в России в 1993–1994 годах. Приведу выдержку из одной его книги: «Многие апологеты либерализма писали о необходимости “сбросить с плеч государства” ответственность за управление неэффективными предприятиями. Но главной целью приватизации было скорейшее образование класса или слоя частных собственников, которые могли бы стать прочной опорой создаваемого в стране нового режима. Подобного рода приватизация ни по целям, ни по масштабам, ни по срокам ее проведения не имела прецедентов в экономической истории. В течение 3–4 лет предполагалось акционировать, продать или просто распределить между гражданами страны большую часть государственных предприятий, которые были созданы в России не только за 74 года ее советской эпохи, но и за весь период ее индустриального развития еще с 70-х годов XIX столетия. Одновременно должен получить завершение начатый в конце 1991 года переход к капиталистической рыночной экономике. Ни эффективность управления, ни модернизация, ни бюджет не являлись в первые годы “реформ” целью приватизации».[23]

Сегодня мы пытаемся догнать страны, ушедшие вперед в научно-технических достижениях. Общее отставание накапливалось в послевоенный период, и это стало одной из самых значительных слабостей СССР. Однако в ряде важнейших направлений технико-технологического развития такого отставания не наблюдалось. Хочу привести свидетельство одного из наиболее компетентных знатоков, лауреата Нобелевской премии, академика Ж.И. Алферова: «Мы по многим позициям не уступали, а где-то даже шли вперед… Я и сегодня убежден: если бы во главе страны в те годы (90-е. – Е. П.) были нормальные, думающие люди, многие из бывших союзных министерств – пусть не все, но многие, включая Министерство электронной промышленности, – могли бы стать мощными транснациональными корпорациями и сегодня успешно конкурировать на рынке с IBM и с Philips».[24]

Хочу еще раз подчеркнуть, что неолибералы не имеют ничего общего с либерализмом в его классическом понимании. Выше говорилось о сближении социалистического движения нынешнего времени с либерализмом кейнсианского толка, а не с неолиберализмом. Так появилась новая конвергентная модель общественного развития, объединяющая ценности социализма и либерализма. В центре этой модели – государство, которое своей деятельностью придает социальную ориентацию рыночной экономике.