Mysterium Coniunctionis

686 Так Дорн описывает тайну второй стадии coniunctio. Современному разуму подобные ухищрения мышления покажутся чем-то вроде расплывчатого продукта фантазии. Что ж, в определенном смысле, они таковым и являются, и в силу этого расшифровать их можно только с помощью метода комплексной психологии. В своей попытке прояснить явно запутанную ситуацию, Дорн погрузился в обсуждение способов и средств добычи квинтэссенции, которая, как очевидно, требуется для единения unio mentalis с телом. Естественно, возникает вопрос: каким образом алхимическая процедура вообще умещается во всем этом. Unio mentalis настолько явно представляет собой духовную и нравственную установку, что ее психологическая природа не вызывает никаких сомнений. Для нашего образа мышления это сразу же становится стеной, разделяющей психический и химический процессы. Для нас эти две вещи несовместимы друг с другом, но средневековый разум так не считал. Он ничего не знал о природе химических субстанций и их соединении. Он видел только загадочные субстанции, которые, соединившись друг с другом, необъяснимым образом порождали такую же загадочную новую субстанцию. В этой непроглядной тьме фантазия алхимика была свободна и могла соединять самые несовместимые вещи. Ее ничто не сдерживало и, будучи свободной, она могла изображать саму себя, не осознавая, что происходит.

687 Свободная психе адепта использовала химические субстанции и процессы, как художник использует краски, чтобы придать форму продукту своей фантазии. Если Дорн, для того, чтобы описать единение unio mentalis с целом, обращается к своим химическим субстанциям и инструментам, это означает только то, что он иллюстрирует свои фантазии химическими процедурами. Для этого он подбирает наиболее подходящие субстанции, точно так же, как художник выбирает соответствующие краски. Например, мед должен присутствовать в смеси из-за своих очищающих качеств. Будучи сторонником Парацельса, Дорн из работы Мастера знал, сколько восторженных похвал тот нагромоздил вокруг этого вещества, называя его "сладостью земли", "смолой земли", которая пропитывает все, что растет, "индийским духом", который под "воздействием лета" превращается в "материальный дух"[2153] Тем самым, смесь приобретала способность не только изгонять нечистоты, но и превращать дух в тело, что, принимая во внимание предполагаемое соединение духа и тела, представлялось особенно обнадеживающим принципом. Разумеется, "сладость земли" имела и свои отрицательные стороны, поскольку, как мы прочитали выше, мед мог превращаться в смертельный яд. По мнению Парацельса, он содержит в себе "Tartarum" (винный камень), который, в силу самого своего названия, каким-то образом связан с Адом. Более того, Tartar (Тартар) — это "сожженный дотла Сатурн" и, соответственно, он родственен этой зловредной планете. В качестве другого ингредиента Дорн берет Хелидонию (Chelidonium mains, чистотел), который излечивает глазные болезни и особенно положен в случае с куриной слепотой; он даже исцеляет духовное "невежество" (болезнь души, меланхолия-сумашествие), которого так боялись адепты. Она оберегает от "грозовых бурь", то есть от вспышек ярости. Это драгоценный ингредиент, потому что его желтые цветы символизируют философское золото, главное сокровище алхимиков. Что еще более важно, он вытягивает влагу, "душу"[2154] из Меркурия. Стало быть, он способствует "одухотворению тела" и делает видимой суть Меркурия, высший хтонический дух. Но Меркурий является также и дьяволом[2155]. Возможно именно поэтому глава, в которой Лагнеус определяет природу Меркурия, названа "Dominus vobiscum"[2156].