Mysterium Coniunctionis

III. ПЕРСОНИФИКАЦИЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ

1. ВВЕДЕНИЕ

104 Усилия алхимика по соединению противоположностей достигают кульминации в "химическом браке", высшем акте единения, в котором работа достигает своего завершения. Даже после преодоления вражды четырех элементов, еще остается последнее и наиболее грозное препятствие, которое алхимики очень точно определили, как отношения между мужчиной и женщиной. Мы склонны воспринимать эти отношения прежде всего как силу любви, как страсть, которая сводит вместе два противоположных полюса, и забываем, что такое яростное притяжение нужно только тогда, когда равносильное сопротивление удерживает их в разъединенном состоянии. Хотя вражда "была положена" между змеем и женщиной (Книга Бытия 3:15), это проклятие, тем не менее, пало на все отношения между полами. Еве было сказано: "...умножу... к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою" (Быт. 3:16). И Адаму было сказано: "...проклята земля за тебя... за то, что ты послушал голоса жены твоей" (Быт. 3:17). Между ними лежит первичная вина, прерванное состояние вражды, что кажется неразумным только нашему рациональному уму, но не нашей психической природе. Наш разум часто подвергается слишком сильному воздействию чисто физических соображений, так что единение полов представляется ему единственной разумной вещью, а жажда этого единения — наиболее разумным инстинктом. Но если мы воспринимаем природу в высшем смысле, как совокупность всех феноменов, то физическое является всего лишь одним из ее аспектов, а другим является "пневматическое" или духовное. Первое всегда рассматривалось, как женское, второе — как мужское. Целью первого является единение, целью второго — разделение. Поскольку наш современный разум переоценивает физическое, то ему нехватает духовной ориентации, то есть пневмы. Похоже, что алхимики имели об этом некоторое представление, потому что, в противном случае, их не заинтересовал бы этот странный миф о стране Морского Царя, в которой лишь подобное сходится с подобным, а земля не плодоносит. То явно было царство невинной дружбы, что-то вроде рая или золотого века, положить конец которому с помощью доброго совета "философы", представители физического, посчитали своим долгом. Но то, что произошло, ни в коей мере не было естественным единением полов; наоборот, то было "царственное" кровосмешение, которое немедленно привело к заключению в тюрьму и смерти, после чего только и было восстановлено плодородие почвы. Как притча, это миф определенно двусмысленен; как и всю алхимию, его можно понимать, как духовно, так и физически, "tarn moralis quam chymica"[524]. Физической целью алхимии было золото, панацея, эликсир жизни; духовной — новое рождение духовного света из тьмы Физис: исцеляющее самопознание и освобождение духовного тела от разложения плоти.

105 Тонкость "Видения Арислея" проявляется в том, что соединению полов способствует никто иной, как сам царь страны невинности. Этот rex marinus говорит: "Да, у меня есть сын и дочь, стало быть я являюсь царем над своими подданными, потому что у них ничего этого нет. Но своего сына и дочь я родил в своем мозгу"[525]. Стало быть, царь является потенциальным предателем этого райского государства невинности, потому что он способен заниматься воспроизводством "в своем моззу", и царем он является именно потому, что способен на этот грех по отношению к предыдущему состоянию невинности. Поскольку он отличается от всех своих подданных, он является чем-то большим, чем любой из них, и в силу этого совершенно справедливо является их царем, хотя, с физической точки зрения, он — плохой правитель[526].

106 И снова мы видим контраст между алхимией и христианским идеалом, заключавшимся в попытке восстановить первоначальное состояние невинности через монашество и, позднее, через обет безбрачия священников. Конфликт между материальным и духовным, скрытый в любовном мифе о Матери и Сыне, был возвышен христианством до мистического брака жениха (Христа) и невесты (Церкви), в то время как алхимики перенесли его на физический план в форме coniuctio Солнца и Луны. Христианское решение конфликта является чисто духовным, физические отношения между полами превращены в аллегорию или — совершенно противозаконно — в грех, который продолжает и даже усиливает тот первородный, что был совершен в Райском Саду. Алхимия, с другой стороны, возвысила наиболее отвратительное нарушение закона, а именно кровосмешение, до символа единения противоположностей, надеясь таким образом вернуть золотой век. В обоих случаях решение заключается в экстраполяции единения полов в другую среду: в первом случае — в дух, во втором — в материю. Но ни в одном из них проблему не пытаются решить там, где она возникла — в душе человека.