Mysterium Coniunctionis

281 "Бесчисленные виды животных" начинают появляться уже возле Красного Моря, возглавляемые четвероногим "Ortus", который объединяет в себе четыре алхимических цвета: черный, белый, красный и желтый[1074] (золотые полосы на голове и шее). Майер не колеблясь отождествляет Ortus с фениксом, еще одним легендарным обитателем Arabia Felix[1075], основываясь скорее не на его внешнем виде, а на его названии; ибо феникс, тоже, пожрав сам себя в земле египетской, каждый раз вновь появлялся на свет, подобно возрождающемуся солнцу Гелиополиса.

282 Ortus — это алхимическое "животное", которое представляет живую четверку в ее первом синтезе. Для того, чтобы стать вечно живой птицей духа, ему нужен трансформирующий огонь, который можно отыскать в "Африке", то есть при знакомстве с четвертой функцией и животной душой, представляемой Ortus. Отождествляя Ortus с фениксом, Майер в значительной степени меняет его значение, что мы увидим ниже. Ибо помимо своей животной души, он рядом с ней обнаружил что-то вроде женской души, девы, которой он поначалу показался незваным гостем[1076]. То была сивилла, предсказавшая пришествие Христа. Таким образом, у Красного Моря он встретил животную душу в форме четверки-монстра, символизирующей, так сказать, prima materia самости и, как и феникс, новое рождение. В данном случае загадка заключается не только во встрече с животной душой, но и в произошедшей в то же самое время и в том же самом месте встрече с анимой, женским психопомпом, указавшим ему путь к Меркурию, а также то, как отыскать феникса[1077].

283 Стоит заметить, что животное является символическим носителем самости. Это предположение Майера подтверждается современными индивидами, которые и понятия не имеют об алхимии[1078], в результате становится очевидным тот факт, что структура целостности существовала всегда, но была погребена в глубинах бессознательного, где ее всегда может снова найти тот, кто готов рискнуть своей головой ради обретения максимально высокого уровня сознания посредством максимально глубокого самопознания — "крепкого и горького напитка", как правило подаваемого в аду. Трон Господа представляется достойной наградой за подобные испытания. Ибо самопознание — в полном смысле этого слова — это не однобокое интеллектуальное времяпрепровождение, а путешествие по четырем континентам, в ходе которого путник подвергается всем опасностям, которые только существуют на земле, в воде, в воздухе и в огне. Любой по-настоящему полный акт познания включает в себя четыре (или 360!) аспекта бытия. Ничто не может быть "оставлено без внимания". Когда Игнатий Лойола рекомендовал медитирующему "воображение посредством пяти чувств"[1079] и советовал ему подражать Христу "используя свои чувства"[1080], он имел в виду наиболее полное "осознание" объекта созерцания. Помимо нравственных и прочих результатов медитации такого рода, главным ее результатом является тренировка сознания, способности к сосредоточению, внимания и ясности мышления. Соответствующие формы йоги дают такой же эффект. Но в противоположность этим традиционным формам осознания, когда медитирующий проецирует себя в какую-то заранее предписанную форму, самопознание по Майеру представляет собой проекцию в эмпирическую самость, как таковую. Это не то "я", каким нам нравится воображать самих себя после того, как мы тщательно убрали с него все темные пятна, а реальное эмпирическое эго, со всем, что оно делает, и со всем, что с ним происходит. Любому человеку хочется избавиться от этого неприятного спутника и именно поэтому на Востоке эго объясняется, как иллюзия, а на Западе оно предлагается в качестве жертвы фигуре Христа.

284 Целью же мистического путешествия, напротив, является стремление понять все части света, достигнуть максимально возможного расширения сознания, словно главным принципом этого путешествия является идея Карпократа[1081], заключающаяся в том, что ни одному человеку не может быть отпущен грех, которого этот человек не совершал. Не отворачиваться от своего эмпирического "истинного лица, а максимально глубоко познать эго, как нечто, отраженное в "десяти тысячах вещей" — вот цель этого путешествия[1082]. Это логически следует из психологического признания того факта, что Бога можно ощутить лишь тогда, когда суетное и смешное эго представит собой скромный сосуд, в который можно уловить эманацию Высочайшего и назвать оную его именем. Значение, которое алхимики придавали символу "сосуд", показывает, насколько тщательно мастер стремился подобрать для определенного содержимого определенный сосуд: "Lapis — это одно, лекарство — это другое, сосуд — это третье, процедура — это четвертое, состояние — это пятое". Aqua nostra, трансформирующая субстанция, даже сама является своим собственным сосудом[1083]. От этого остается только один шаг до парадоксального заявления Ангелуса Силезиуса: