Мысы Ледовитого напоминают

Тем самым, ВСЭ (часто именуемая Второй Камчатской) на самом деле была уже в тех краях пятой государственной. А. А. Покровский, один из немногих серьезных исследователей камчатских экспедиций, полагал, что реальной целью их всех было вовсе не то, что записано в документах (в частности, не исследование Камчатки), а поиск, в тайне от иных государств, еще никем не завоеванных новых земель (ЭБ, с. 21–31). С ним согласны и Андреев, и, в наше время, составители ВКЭ. В таком случае секретность экспедиций вполне понятна: Россия не имела на Дальнем Востоке ни войск, ни флота и была вынуждена избегать любых столкновений.

Труднее понять столь настойчивый интерес к новым землям, когда совсем не освоены земли, уже открытые. Но такова вся история завоевания севера Сибири: интерес являла исключительно пушнина, а все знали, что соболь (главный пушной зверь) вскоре же будет выбит. Россия нуждалась в новой стратегии освоения земель, и ее, как мне представляется, как раз и предложил Салтыков. В то время он успеха иметь не мог (жажда пушнины забивала все иные интересы), но позже смена задач все-таки произошла, и в этом важную роль сыграла как раз ВСЭ.

6) Возвращение интереса к Северу

Беринг, отправившись в первую свою экспедицию сразу по смерти Петра, вернулся в Петербург в 1730 г. при Анне Иоанновне и в конце года обратился в АК с предложением повторить Камчатскую экспедицию, но при этом ни словом не коснулся вопроса посылки отрядов на Ледовитое море. Впервые этот вопрос видим у него во второй записке в АК, в ее конце. Вероятно, северная тема была вписана Берингом перед самой отсылкой записки, т. е. в феврале 1731 года. После оценки собственно Камчатской экспедиции он добавляет:

«Ежели за благо рассуждено будет (обследовать — Ю. Ч.) северные земли или берег от Сибири, а именно от реки Оби до Енисея, а оттуда до реки Лето (следует знать, что — Ю. Ч.) к устьям оных рек можно свободно и на ботах или сухим путем выведывать, понеже оные земли под высокою державою Российской империи суть» (ВКЭ, с. 25).

Так впервые упомянуты «северные земли», причем только до Лены. Отсюда и началась официальная история собственно Северной экспедиции. Но сам Беринг не имел ни должного чина, ни веса при дворе и мог выступать лишь как проситель. Очевидно, что ее продвигали в кабинетах власти другие лица, и нам важно знать не только их имена, но и их мотивы — ведь они были не путешественники, а политики.

Вопрос, почему ВСЭ вообще могла состояться, первым поднял полтораста лет назад историк флота А. П. Соколов. Он назвал причиной «стечение многих счастливых обстоятельств» и перечислил их. Суть их в следующем.

1) Царствование началось мирное, особых военных расходов не было, а офицеры желали дела.

2) Во властных структурах огромное влияние имел вице-канцлер граф Андрей Иванович (Генрих Фридрих) Остерман, а он заботился о флоте.

3) В Сенате предложения Беринга активно продвигал обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов, известный государствовед и географ.

4) В АК в нужное время властвовал «умный и деятельный» граф Николай Федорович Головин.

5) Прокурором АК был Фёдор Иванович Соймонов, игравший там ту же роль, что Кирилов в Сенате.

6) В недавно созданной Академии наук «иноземцы-академики» желали показать делом свою полезность государству.

7) Был еще довольно силён «дух Великого Петра»[344].

Рассмотрим перечень, минуя пункт 6, поскольку академики подключились к подготовке экспедиции довольно поздно, когда судьба ВСЭ была уже определена, да и своих денег Академия Наук не имела. Организация академического отряда экспедиции — это отдельная тема.

Да, при разработке плана ВСЭ войны в России не было (началась она вскоре же), и офицеры в самом деле желали дела, что и показал весь ход ВСЭ, но Соколов упустил важное обстоятельство: флот находился в состоянии давнего жестокого недофинансирования[345], и сильным стимулом было для офицеров желание заработать.

Перечень Соколова задает список главных возможных деятелей, но в нем кое-кого недостаёт. К тому же надо выяснить — кто и когда мог определять ход дел, а кто и когда не мог. Дольше всех и больше всех у власти был Остерман, определявший тогда основы внешней и внутренней политики России. Тот факт, что он заботился о флоте, конечно, важен, однако тут еще нет оснований видеть в Остермане поборника экспедиции — это надо доказать, что пока не удалось[346].