Мысы Ледовитого напоминают

«Спуск местами так крут, что нарта идет почти стоймя, и, насколько он безопасен, можно было понять по приготовлениям, предшествующим ему. Прежде всего, руководство спуском поручалось уже не якуту, а опытному ламуту[432], и его распоряжениям беспрекословно подчиняются все. […] С особым вниманием он исследует сбрую оленей, те ременные гужи, которыми олени привязываются к нартам (теперь — позади…). Олени… тормозят бешеный галоп нарты… нам рассказывали станционные якуты, что однажды гужи., лопнули, нарта, кувыркаясь, полетела с горы, и от седока остались только косточки».

Представление о длине трактов дает картосхема, которую привел историк Павел Казарян[433], указавший на ней и некоторые станции.

Виктор Павлович Ногин у юрты. Он снимал ее за 2 руб. в месяц (получая от казны 15 руб. в месяц) и вэл хозяйство один, как и большинства ссыльных

Мне осталось добавить врезку, где видны: восточная протока Яны (ведущая прямо от села Казачье к морю, минуя Усть-Янск), мыс Святой Нос и поварня Аджергайдах. Там наша героиня, по всей видимости, не бывала, но именно там о ее приезде узнал наш герой. Какие чувства его при этом охватили?

Родство душ

Он, вне сомнений, был рад ей, причем весьма, иначе не стал бы так долго гостить в Казачьем. Когда всё же надо было уехать, они поехали вместе, притом ехали долго-долго, до Якутска. Долгий контакт говорит, что они хорошо ладили, а значит, нашли общий язык. О чем же они всю эту бесконечную дорогу говорили? Конечно, обо всем, но одна тема крутилась меж них несомненно, и тогда, весной, и теперь, зимой: это остров Беннета, это люди, тянувшиеся к нему и уходившие с него, с пасшиеся и погибшие.

Колчак, петербуржец, уже прошедший четыре океана, хорошо образованный, читавший и говоривший на четырех языках, знавший массу интересных людей, к тому же переживший за полгода так много и умевший рассказывать, вряд ли мог ожидать, что ему предстоит самому слушать девушку из дремучей глуши, притом слушать, разинув рот. Но именно так, думаю, и было.

Судите сами: как ни строй рассказ о мрачном острове, первым героем окажется лейтенант Джорж Де-Лонг, его гибель в дельте Лены и судьба его инженер-механика, Джорджа Мелвилла, дошедшего с несколькими спутниками до якутов и спасенного ими.

Едва оправившись от истощения, Мелвилл вернулся в дельту Лены — искать командира. Весной, в марте, как ни удивительно, нашел он в бесконечном лабиринте ленских проток, еще не вскрывшихся, тот берег, где лежали трупы. Нашел потому, что двое матросов из группы Де-Лонга, тоже спасшиеся (тот послал их, самых выносливых, вперед), указали ему на рукописной карте место, где они расстались с несчастным командиром.

Верхоянский округ и тракты (около 1900 г.). Картосхема.

По прямей от Якутска до Верхоянска 650 км. а от Верхоянска до Казачьего 370 км

На врезке: Стан Аджергайдах (черная точка — место находки мамонта Я. Ф. Санниковым, вероятным внуком первопроходца). От Казачьего до Аджергайдаха 280 км по прямой, а от него до Св. Носа еще 70 км

Сперва он по звёздно-полосатому флагу нашел лагерь, а в нем пять босых трупов — их обувь съели остальные трое, ушедшие.

Но где же сами они? В трех верстах к югу нашел он в снегу и их. Нашел Де-Лонга, а рядом его дневник, до самого часа смерти доведенный — уверенным почерком и спокойный.

Рассказав всё это, Колчак думал удивить и даже поразить подругу, но, вернее всего, поражаться пришлось самому ему, ибо услышать он мог примерно вот что:

— Знаем-знаем, как же, у нас они жили, у сыльных. Сыльный наш доктор лечил их. А главное, Саша, сыльный же наш законник спас их от аторги. Лион его звали, Соломон Ефремы Лион. За года три, как я родилась, было это, как они жили у нас тогда. Мне про то много все сказывали.

— То есть как это от каторги?!

— То есть так, и очень это у нас даже просто. Якуты, что их нашли в тундре, привезли их, еле живые были, в наслег Быков Мыс. А там какая власть? Один заседатель. Что иноземцы говорят, понять, конешное дело, не мог он, толмач и староста тоже. Решил свезти их в улус, в Булун то есть. Гам якутская управа, а еще там исправник и поп, и учитель, и фельшер, вот однако понятия там стало не больше нисколечко.

Колчак помнил только булунскую щелявую баню, и этого хватило, чтобы не спорить, ибо там и ждать нечего.