Мытари и фарисеи

— Как бы еще сильнее туману не напустил, — хмыкнул Саханчук, — в слу­чае чего, забегай, мой кабинет в бывшем штабе тыла на первом этаже, найдешь. Кстати, есть наметки, хотя. — он не договорил, — ты заходи, помни, я за тебя всегда буду горой.

— Постараюсь.

Авиационный штаб с развалом Союза также располовинился. В одних зда­ниях теперь размещался штаб авиации Узбекистана, в других штаб тех частей, которые еще оставались под российским командованием.

Генерала Плешкова в кабинете не оказалось, и помощник дежурного с мяты­ми погонами капитана, потный и какой-то сонный, посмотрев на мое офицерское удостоверение, сказал, что его срочно вызвали в новое министерство обороны.

— Товарищ подполковник, вы подождите, генерал обещал, что через час вернется. Здесь к нему еще несколько посетителей, — и он кивнул на сидевших в отдалении офицеров.

Но прошел час-другой ожидания, а генерал не появлялся.

— Если что, будь другом, пришли посыльного к Саханчуку, я у него, — преду­предил я капитана, слабо веря в то, что мою просьбу кто-то исполнит.

— У русских, что ли? — круглолицый помощник дежурного рассмеялся.

— У русских, русских, товарищ бывший советский, — подтвердил я догадку, и мы оба беспричинно и дружно захохотали: он по ту сторону толстого стеклян­ного барьера, я по эту. Ожидавшие Плешкова офицеры переглянулись.

Саханчук при моем появлении обрадованно спрятал в стол кучу бумаг: «Надо­ела эта канитель! Ты обедал? Нет? Тогда на плов!» — И мы по старой привычке вместо гарнизонной столовой, которая все так же исправно открывала двери перед посетителями из обоих штабов, объединяла их за общими столиками, пошли в жилую зону. Там, за гарнизонным офицерским клубом, в тени огромного тутовни­ка обосновался торговец пловом. Все так же стоял на своей площадке на железной треноге громадный казан, закопченный, аппетитно пахнувший, обставленный от шаловливого ветра листами железа, где в расщелинах еще плескался огонь, доедая остатки мелко нарубленного саксаула. С него уже была снята широченная крышка и к многочисленным запахам потного, слегка пыльного, душного города добавился аромат отменного плова. Он витал, парил в воздухе, тек по закоулкам вокруг клуба и не просто разбавлял все предыдущие, а затмевал их.

К казану вилась очередь. Но не длинная. Саханчук облегченно вздохнул:

— Успели, а то пришлось бы париться. Давай, ты за пловом, а я стану за чаем.

К плову здесь всегда заваривали отменный зеленый чай.

Раньше каждый отдел штаба высылал сюда офицера, чтобы он занял место, потому как очереди выстраивались такие, что у опоздавших не оставалось ника­ких шансов пообедать. Особенно, когда в них вставали с кастрюльками разных размеров местные домохозяйки. Зная возможности своего казана, повар делови­то вытирал руки о белый фартук, снимал с желтой горы риса и выкладывал на разделочный стол духмяное, исходившее паром мясо, ловко нарезал на мелкие кусочки. Из-под быстро мелькавшего длинного ножа они выходили абсолютно одинаковые, а он громко повторял:

— Дальше не становись! Дальше не становись!

Так было и десять лет назад, так оставалось и теперь. Время словно застыло над казаном. Только вкушавшая аромат очередь пожиже. Заметно поубавилось женщин с кастрюльками. А плов и чай как будто стали еще вкуснее.

— Это оттого, что ты у нас редко бываешь, — съехидничал Саханчук, стара­тельно вытирая прихваченными из офицерской столовой бумажными салфетками жирные губы, — выходит, подзабыл вкус, или помнишь?

За этим «помнишь» всплывали и дни рождения, и новые назначения, и обмы­вание боевых наград. Много чего было в наших офицерских судьбах за этим «помнишь».

Генерала Плешкова в тот день я так и не дождался. Дежурный по штабу толь­ко разводил руками, мол, если чего, вызовет повторно. Но повторно генерал меня уже не вызывал.

— Не обижайся, таких, как ты, сейчас не перечесть, — вздыхала жена, — лети в Минск, уж если там ничего, тогда.

Ни я, ни она не знали, что тогда.

***

Полковник Сиднев пьяно расплескивал коньяк и махал перед моим лицом пальцем:

— Приедешь в Москву, и там все обустроим. Говорю тебе, как брат брату, не пропадешь. Я ведь тоже когда-то летал. Авиация такими кадрами не вправе раз­брасываться. — Он проглотил коньяк, долго искал, чем закусить, пока я не подал дольку лимона. Он начал ее обчмокивать с видимым удовольствием, словно в этом теперь состоял смысл его жизни. — Вот Союз развалился, жалеешь? Жалей, жалей, а я нет. Ему уже давно пора развалиться, не сегодня, так завтра. Подох Союз, как шелудивая собака.

Он говорил так, словно сам присутствовал и ставил диагноз событию, заста­вившему исчезнуть с карты мира огромную страну. Я кивал головой, зная, что каждый прилетавший сейчас из Москвы то ли офицер, то ли генерал извлекал из себя стратега мирового масштаба. Уж чего-чего, а этого у москвичей не отнять.