Мытарства

Я не спалъ всю ночь… Масса впечатлѣній, вынесенныхъ въ продолженіе этого безалабернаго дня, до того расшатали нервы, что было не до сна. Забылся и заснулъ я только подъ утро. Но и этотъ сонъ былъ прерванъ оглушительнымъ звукомъ трещотки. Я вскочилъ, не понимая, гдѣ нахожусь и что такое за трескъ раздается около меня. Опомнившись и придя въ себя, я увидалъ сторожа, который ходилъ по всѣмъ тремъ отдѣленіямъ спальни и оглушительно трещалъ на своемъ инструментѣ… Кажется, мертвый и тотъ бы возсталъ отъ этихъ звуковъ… Кромѣ того, онъ оралъ во всю глотку отвратительныя ругательства, заставляя скорѣе вставать и убираться изъ спальни въ столовую…

Мой сосѣдъ не вставалъ… Онъ лежалъ, закрывшись одѣяломъ съ головой, и не подавалъ, такъ сказать, признаковъ жизни. Посидѣвъ на койкѣ и видя, что всѣ одѣваются и уходятъ, пошелъ и я…

На дворѣ было вѣтрено, морозно и совсѣмъ темно… Скорчившіяся фигуры людей, подобно привидѣніямъ, по одиночкѣ и цѣлыми партіями, бѣжали внизъ подъ горку, мимо трубы, въ столовую…

Столовая, биткомъ набитая народомъ, изображала изъ себя настоящій адъ… Въ тускломъ полусвѣтѣ лампъ, окруженныхъ какимъ-то смрадомъ, оборванцы съ фантастически-страшными лицами лѣзли къ столамъ, добиваясь какой-то болтушки вмѣсто чая… Ругань, крикъ, шумъ были страшные!… Дѣло доходило чуть не до драки…

Служащіе изъ такихъ-же, какъ здѣсь выражались, «призрѣваемыхъ», т. е. такіе же золоторотцы, какъ и мы всѣ, одѣтые въ синія рубашки и подобранные, видно нарочно, молодецъ къ молодцу, но съ какими-то прямо-таки разбойничьими лицами, разносили чайники, ругаясь отборными ругательствами и безцеремонно тыча «въ морды» тѣмъ, которые подвертывались имъ подъ руку.

Какой-то молодой, тщедушный, страшно блѣдный, испитой, лѣтъ 17-ти парнишка подошелъ къ двери «кубовой», гдѣ заваривали изъ огромнаго клокотавшаго куба чай, и, жалобно держа въ тонкихъ, какъ спички, рукахъ кружку, попросилъ кипяточку.

— Дайте кипяточку кружечку, — сказалъ онъ, — сахару-то у меня есть кусочекъ… Я-бъ выпилъ замѣстъ чаю… Погрѣлся бы…

— Кипяточку тебѣ? — переспросилъ малый, одѣтый въ синюю рубашку, — сейчасъ… Съ нашимъ удовольствіемъ… На, получай!..

Онъ схватилъ стоявшую въ углу на кучѣ сора и всякихъ нечистотъ метлу и ударилъ ею мальчишку по лицу… Парнишка отскочилъ… На его лицѣ показалась кровь. Онъ горько заплакалъ, вытирая глаза рукавомъ казеннаго пиджака…

— Черти! — между тѣмъ оралъ прислужникъ, — лѣзетъ всякая дрянь!. Кипяточку… Вотъ тебѣ кипяточекъ… Мало? — еще дамъ…

Видя все это и какъ-то «обалдѣвъ» отъ непривычнаго шума, ругани, крика и смрада, я хотѣлъ было уйти обратно въ спальню № 15… Но туда меня уже не пустили… Здѣсь, какъ оказалось, былъ заведенъ порядокъ, чтобы весь этотъ несчастный чернорабочій людъ, за неимѣніемъ пока дѣла, пребывалъ въ столовой, не имѣя права съ пяти часовъ утра до шести вечера отлучаться изъ нея куда бы то ни было… Этотъ порядокъ былъ крайне тягостенъ… Представьте себѣ множество народа, загнаннаго въ тѣсное помѣщеніе, съ утра и до ночи обязаннаго находиться въ шумѣ, толкотнѣ, духотѣ, грязи, и вы поймете, какъ это тяготитъ и озлобляетъ полуголодныхъ и безъ того ошалѣвшихъ, несчастныхъ людей…

Чернорабочіе — не то, что слесаря, столяры и вообще мастеровой людъ… Этимъ, такъ или иначе, всегда есть дѣло; чернорабочимъ же надо ждать, пока потребуется партія куда-нибудь на желѣзную дорогу, на свалку или еще куда… За неимѣніемъ же работы — приходится сидѣть у моря и ждать погоды…

Въ столовой скопляется въ такое время по нѣскольку сотъ человѣкъ… Люди, какъ тѣни, съ унылыми лицами ходятъ, толкутся, курятъ, ругаются и ждутъ съ нетерпѣніемъ съ утра — обѣда, а съ обѣда — ужина…

Дѣлать было нечего… Пришлось возвратиться снова въ столовую… Чай отпили… Народу скопилось такое множество, что не было свободнаго мѣстечка сѣсть… Тѣ-же, кому удалось приткнуться гдѣ нибудь, покидали свои мѣста только въ крайнихъ случаяхъ… Столовая гудѣла человѣческими голосами, точно лѣсъ въ бурю или громадный котелъ, который гудитъ и бурлитъ, закипая…

Какая-то гадкая смѣсь изъ дыма, копоти, сырости, людского пота и испареній стояла въ воздухѣ… Лица, худыя и полныя, блѣдныя и красныя, старыя и молодыя, мелькали передъ глазами, какъ мелькаютъ деревья, столбы, поля, деревнюшки, когда смотришь изъ окна вагона во время быстраго хода поѣзда…

Сосредоточиться, остановить вниманіе на какомъ-нибудь одномъ лицѣ не было никакой возможности…

Разговоры окружающихъ меня людей, когда я нѣсколько свыкся съ шумомъ и сталъ прислушиваться къ нимъ, велись по большей части на одну тему… Тема эта: — какъ пропился, какъ заработаю, куплю пиджакъ, брюки, найду мѣсто… Или же: какъ и гдѣ забрала полиція, какъ «стрѣлялъ», какъ жилъ на Хивѣ, какъ воровалъ…