МЖ. Мужчины и женщины

Начало двадцатого века отмечено повсеместным появлением в культурных центрах Европы изысканных кружков и собраний, члены которых едва ли не в подавляющем большинстве были гомосексуалистами. Это факт, который нельзя не замечать, заслоняясь кодексом политической корректности и сексуальной толерантности, и он обладает объясняющей силой. В России, наиболее нам известном месте, это знаменитый «религиозно-культурный ренессанс», то есть по существу посетители «сред» на пресловутой башне Вячеслава Иванова. В дневнике М. Кузмина зафиксирована атмосфера этих собраний, являвших в самом деле некие «афинские ночи», – но исключительно в смысле утонченности умственных утех, как сказал бы С.Т. Верховенский (хотя все почему-то целовались). Значимо не то, что эти интеллектуалы были гомосексуалистами, а то, что среди не-гомосексуалистов в тогдашних культурных кругах людей сходного ранга не было (исключения, о которых стоит помнить, – С. Булгаков, Брюсов и Бальмонт).

Сходные явления наблюдались в Европе. В Англии это кружок Блумсбери, с его двумя китами – Вирджинией Вульф и Литтоном Стрэчи. В Германии – круг Стефана Георге, среди прочего создавший культ нового Антиноя – подростка по имени Максимиллиан. Во Франции один Андре Жид стоит всех кружков. В Соединенных Штатах, стране отсталой, нечто подобное появилось только в 50-х годах (см. начало статьи).

Еще раз: на первом месте тут была не сексуальная ориентация этих людей, а их максимальная культурная высота и самое продвинутое духовное творчество. Гомосексуализм как массовое движение появился позднее – выйдя на улицу (буквально – на Кристофер-стрит и Шеридан-сквер в Нью-Йорке), огрубившись и вульгаризировавшись. Авангард стал стилем кэмп. Первоначальное значение слова «кэмп» – как раз гомосексуальная причуда, ужимка. Произошла демократизация гомосексуализма, ставшего «движением за права сексуальных меньшинств». И в массовой культуре современности гомосексуализм едва ли не доминантная черта, популярнейший трюк, все эти cross-dressing, когда в костюме оперной дивы выходит на люди мэр Нью-Йорка Джулиани, человек исключительно серьезный и традиционной («прямой») сексуальной ориентации. При том, что правовой аспект гомосексуализма – проблема реальная и отказ от законодательной его репрессии мера гуманная, Бердяев и Литтон Стрэчи не могли бы жить среди таких людей, их бы стошнило от этих «новых гомосексуалистов».

Вопрос в том, какое отношение имеет гомосексуализм духовных вершин к культурным темам века. Почему этим вершинам случилось быть среди прочего гомосексуалистами? В истории культуры было достаточно гениальных людей гомосексуальной ориентации; был гомосексуализм и как паттерн поведения, социализация однополой любви в античном мире. Но в чем причина такой культурно-сексуальной концентрация в наше время? Откуда эта чуть ли не тождественность культурных образцов с гомосексуализмом, чуть ли не буквальное совпадение современной культуры с гомосексуализмом?

Шпенглер задавал отнюдь не риторический вопрос: кому известна связь между дифференциальным исчислением и династическим принципом монархии Людовиков, между перспективой в живописи и железными дорогами, контрапунктом в музыке и системой финансового кредита? Он и объяснял, что это модификации единого прафеномена западной «фаустовской» культуры, они гомогенны, стилистически едины. Пора спросить: кому известна связь между генной инженерией и гей-парадами на Пятой авеню?

В одном письме Шпенглер, говоря о Томасе Манне, мимоходом бросил слова «гомосексуальная атмосфера большого города» (приведено в предисловии К. Свасьяна к постсоветскому изданию «Заката Европы»). Подробнее – без упоминания самого гомосексуализма – эта тема большого города, «мировой столицы» развита им во втором томе.