Иные способны разрезать металл тихо и рутинно, как восковую свечу. Другие предсказуемо направлены против всякой жизни и не имеют другого назначения. Этот же был страшнее первых двух, убивая не только молодую жизнь, но и нашу с Артемом дружбу. Он никогда не простит – тень любимой, что была отвергнута по моей вине и покончила с собой, встанет на пути примирению. Шуйский будет верить, что мог все изменить, если бы ему не мешали.
– Но как-то же лечат подобные раны? – Спокойно, не сомневаясь в компетенции невесты, спросил я.
Потому что она все еще пробовала спасти ту, которую терпеть не могла – перенося свою любовь и забывая о личности пациента, как делают все Целители.
– Если знать как, – утерла запястьем выступившие слезы Ника.
– Иметь опыт и повторить, – эхом отозвался я.
– Хозяева клинка – они знают, – бесцветно произнесла Инка, будто издалека.
Но их знания слишком далеко. Хотя, быть может, была в курсе и Вера.
Однако есть еще один путь – не передачи накопленного опыта, но постижения.
– Ника. – Обратился я к невесте весело и со смешинкой.
Чем немедленно вызвал гневный, на пороге ненависти, взгляд Артема. И недоуменный – невесты.
– Ты уж, будь добра, не затягивай, – произнес я немеющими губами и постарался улыбнуться.
Через судорогу и боль живота, собственноручно пронзенного серебристым стилетом.
Кажется, уши заложило от дикого крика – а может гибельный яд клинка добрался до органов чувств.
Мир на мгновение закружился, но под удар головы о бетон вновь обрел стабильность – мертвое небо над головой, холод у шеи и ветер, что сносит серый песок, которого в воздухе оказалось удивительно много для центра столицы.
– Ты же хочешь спасти мир? – Обозначил я движением губ, глядя на искаженное страхом и отчаянием лицо невесты.
Рядом появился Артем, что-то разъяренно требующий у Ники – пока его в буквальном смысле не снесло в сторону коричнево-черной волной, а его место занял меланхоличный Веня, принявшийся что-то втолковывать Нике на уровне жестов и рубленных слов. А потом мир затопил яркий свет.
Свет отступил вновь, явив лицо Ники, полное надежды – тут же сменившееся ужасом и болью. Веня не выражал эмоций – он коротко поклонился мне и отвел взгляд.
Досадно – потому что я-то определенно чувствовал прилив сил. Только руки и ноги не ощущались совершенно, зато я вновь мог говорить.
– Беда с планами, – с досадой пробормотал я, борясь с собственным языком. – Ника.
– Что? – Тихо произнесла она.
Не пытаясь ободрить и уверить, что все исправится и наладится.
– Там, в левом кармане. Перстни. – Прошепелявил я. – Найди.
Стараясь быть спокойной, но явно вспыхнувшая надеждой, и с ощутимо дрожащими руками, девушка мигом отыскала мешочек с гербовыми перстнями.
– Какой? – Спросила она, торопясь. – Самойловых?
– Нет. – Попытался мотнуть я головой, но не сумел.
– Борецких, да? Шуйских? – Отслеживала она мой взгляд, перебирая перстни.
– Не. – С тревогой ощутил я подступающее к лицу онемение.
– Тогда какой лечебный… Вот этот? Юсуповых? Долгоруких?.. Этот?!
– Да. – Смотрел я на герб Де Лара в ее руках. – Этот самый правильный. Ты выйдешь за меня замуж?
– Ч-что? – на секунду впала в оторопь Ника.
– Я так и не спросил. Ты выйдешь за меня замуж?
– Да… – Поникнув, осознав, что никакого чуда не будет, отозвалась невеста.
Вернее – уже жена. И слезы в этот миг заливали ее лицо – но увы, не счастья.
– Надень. – Постарался изобразить я ободрительную улыбку.
Но наверняка получилась гримаса.
Ника надела перстень на безымянный палец, нашла мою руку и с силой ее сжала.
– Ника Де Лара, – удовлетворенно констатировал я.
Но та, казалось, ничего не слышала – всматривалась в мои глаза, сжимала руку и тихонечко раскачивалась на месте.
И ничего не замечала. Ни песок, что поднимался к горизонту, ни сетки беззвучных молний в небесах, ни черно-коричневые линий позади нее, ни пролетающего мимо лапами вверх медведя.
– Я тебя люблю, ты вообще в курсе?
Ника дрогнула, выпадая из прострации. Подняла ладонь с перстнем перед глазами. Сурово посмотрела на меня, чуть сузив глаза.
И волна жаркого солнечного света, что разорвала в клочья и хмурые небеса, и песок, и коричневые ленты выжгла мне сетчатку – для того, чтобы через адскую боль от ожога, чувства сожженной кожи и крика, который застрял в горле от шока, исцелить вместе со всем телом вновь.
Новый вздох прошелся по новосозданным легким, схватив судорожным кашлем.
В новых глазах плыл мутными силуэтами мир. А в новых ладонях – были самые желанные и любимые.
– Ты, подлец, чем вообще думал, когда так поступал?! – Рявкнули мне в лицо.
Это вместо «как ты?». Но работает определенно лучше – вон я и глаза отвел, показывая, что все с ним нормально. И дернулся всем телом, рефлекторно намечая путь побега.
Потянув за ладони, я привлек ее к себе, демонстрируя работоспособность лицевых мышц. А затем шепнул пару слов, от которых Ника явно оказалась не в восторге.
– Это не ответ!
– Моя жена любит меня больше, чем весь мир. – Бодро и довольно произнес я.
– И? – Недоуменно подняла она бровь.
– Когда бы я еще проверил. – Заерзал я, ощущая какое-то маетное чувство.