Н 7 (СИ)

— Я просто думал, что ты так крадешься, потому что хочешь напасть на меня сзади и ограбить. И пока ты меня не стукнул по голове, я ударил первым. Понимаешь?

Он снова кивнул, я продолжил:

— А теперь вдохни и выдохни. Если дышать больно, скажи. Ну? Вдох!

Он набрал воздух в легкие и не выдыхал, пока я не дал команду. Значит, ребра целы, уже хорошо.

— Извини, Алеша. — Я протянул руку. — Мир?

Он покосился с недоверием, пожал пятерню.

— Давай я тебе автограф оставлю. — Я взял ручку, что достал у него из кармана, расписался на футболке своего изображения, перевернул плакат и еще раз расписался. — Смотри, какой автограф, самый большой, больше, чем у всех!

Алеша заулыбался, свернул плакат, встал и сунул под мышку. Неловко было: инвалида избил. Чувствуя перед ним вину, я сказал:

— Ты далеко живешь? Проводить тебя? А то мама, наверное, волнуется.

Он радостно закивал и назвал адрес, это было в двух кварталах отсюда. Пока мы шли, он скакал вокруг восторженным щенком и рассказывал, что ему нравится играть на приставке против немцев, но мама долго не дает сидеть. И далеко не отпускает, теперь, вот, ругаться будет и, может, даже побьет. Еще я узнал, что мама у него одна, и она самая хорошая, потому что терпит такого дурака. А за мной он пошел, потому что Никита очень хотел автограф Нерушимого, и если Алеша добудет автограф крутого вратаря, то его будут любить и уважать.

Интеллект у бедолаги был на уровне десяти-двенадцатилетнего подростка.

— Ты мороженое любишь? — спросил я, вспоминая, сколько у меня наличных.

— Да! — радостно закивал он. — А еще — картофельные чипсы.

Подумалось, что неплохо бы ему компенсировать стресс, но я понимал, что Алеша за себя не отвечал, у него был опекун, мать. Вот с ней и надо решать это недоразумение. Только подумал — в кармане парня зажег экран телефон, завибрировал.

— Мама звонит, — сказал я. — Ответь.

Алеша сделал несчастное лицо, скукожился, вытащил телефон и ответил. Из трубки гаркнули:

— Твою мать, убоище, где ты шарахаешься? Я все нервы истрепала, тварь ты безмозглая! Тебя уже милиция ищет.

— Мама, я иду, — проблеял Алеша.

— Вот только приди, вся жопа синяя будет! Ремень тебя уже заждался, урод! Весь в папочку, идиот конченый! — Она отключилась, но казалось, что прерывистые гудки — это недооформленные обрывки ее брани.

— Ругается, — констатировал Алеша и посмотрел жалобно, будто бы прося за него заступиться.

— Ничего, — успокоил его я. — Попрошу твою маму, чтобы не ругалась, она меня послушает.

По пути я снял две тысячи наличными, чтобы умаслить взбешенную женщину.

Мамаша Алеши нас уже ждала: полная женщина неопределенного возраста маршировала по двору вдоль припаркованных машин. Высокая, тело круглое, ручки-ножки тонкие и длинные. Жаба как есть. Увидела нас, хищной птицей устремилась навстречу. Когда она приблизилась, Алеша сжался, защищая голову руками, но бить она не стала. Вперилась в меня. Ей могло быть и сорок, и шестьдесят: оплывшее лицо, вислые щеки, пакля осветленных волос, полумесяц рта, изогнутого в вечном недовольстве.

— Ты кто такой? — спросила она не здороваясь.

— Меня зовут Александр. Я футболист. Ваш сын преследовал меня ночью, я подумал, что это грабитель, немного его помял. Когда стало ясно, что он преследовал меня, чтобы взять автограф, я осознал свою ошибку, и теперь хотел бы уладить это недоразумение.

Слушая меня, женщина молодела на глазах: сперва напряглись мышцы лба, и глаза открылись, потом распрямился рот. Вид у нее стал довольный, если не сказать торжествующий. Властным жестом она подозвала сына, осмотрела кровоподтек, который распространился на всю щеку, аж глаз заплыл…

Вот как? В челюсть же бил!

— Так-так-так. Даже помощь не оказал, холодное не приложил. Бедный мой мальчик, каждый глумится, каждый обидеть норовит. Иди домой, мой маленький!

Она погладила сына по спине — он по привычке сжался, думая, что, как обычно, будут бить.

Мать-страдалица окинула меня оценивающим взглядом. Так оценщик в ломбарде смотрит на антикварную брошь, думая, как бы развести того, кто ее принес. Больше всего на свете она хотела… денег. МНОГО денег, ведь футболистам хорошо платят, вот и пусть делится.

Она искренне считала себя обделенной судьбой: почему кому-то деньги, перспектива, а ей с дебилом всю жизнь носиться? Надо восстановить справедливость: отнять и поделить.

— Двадцать тысяч за моральный ущерб, Александр. Иначе эта история завтра будет во всех газетах.

Вспомнилось, как мы с Аленой попали на дегустацию с аналогичной персоной, только ребенок той женщины, взрослый на вид дядя, был совсем отсталым, и естественно, в распитии вина не участвовал. Посадив его на стул в сторонку, мать стала ходить между столами, сгребать канапешки с закуской в одно блюдо, которое отнесла его сыну. Глаза экскурсовода были круглыми, как у меня сейчас. Скандалить никто не стал, принесли новую закуску.