— Оставим его, Артем, тут все нормально. — Вздохнул я, вызывая лифт себе на этаж.
— Думаешь? — Сомневался тот, то и дело оборачиваясь на стонавшего в одиночестве мужчину.
— Ты как борешься с порывами жадности?
— Перепрятываю…
— Вот. А он еще не придумал себе медитативной и успокаивающей процедуры! Но не беспокойся, скоро он догадается торговать забытыми в его отеле носками его светлости князя Любека.
— Я, вроде, ничего не забыл и забывать не собираюсь.
— А он продаст штук сорок. — Наставительно произнес я, выходя из лифта.
— Не пропадёт. — Буркнул княжич, сначала шагнув за мной, потом некоторое время проскучав в гостиной, пока я переодевался в чистое и сухое.
— У тебя как с внутренним медведем? — Опередил я его с вопросом, вновь вызывая лифт.
— А что с ним должно быть не так? — Полез он чесать себе затылок. — Или ты насчет тещи все-таки решился?
— Когда он рвется наружу, ты его просто давишь, и все? Всегда?
— На людях давлю, дома даю волю. Иначе нельзя. С собой ссориться — вообще плохая затея, а с собственной Силой — тем более.
— Отомстит? — Зашел я в лифт и остановил руку у цифровой панели.
— Типа того, — неопределенно повел Артем рукой. — Отыграется. Если всегда давить, то просто откажет.
— Ясно…
— А ты чего спрашиваешь?
— Да так… Надо было кое-что уточнить. Пойду, прогуляюсь по городу.
— Составить тебе компанию? — Хотел он шагнуть внутрь, но я придержал его грустной улыбкой и жестом.
— Пожалуй, нет. Лучше побуду в одиночестве.
Закрывшиеся двери оставили недоумевающего княжича Шуйского.
Скрытая во внутреннем кармане под новым пальто, в бок ребром упиралась алая шкатулка.
***
Удары по бронированным дверям и хрип душимого человека. Сопротивлялись сталь и бетон подземного бункера таранным ударам извне. Напрягались мышцы шеи, пытаясь дать еще немного воздуха легким.
Человек затих первым, и уже потом рухнули створки, скатившись бетонным крошевом по ступеням подземного амфитеатра вниз, к осколкам разбитой посуды и разбросанным по полу фруктам.
— Вы от Валуа? — Тяжело дыша, поднялся Филипп Брандин над телом грузного мужчины на полу. — Это он вам нужен. Или он, — указал он рукой в окровавленном рукаве на тело Георга Ходенберга.
— Мы не от Валуа. — Некрасивый человек с подбородком, вросшим в грудь, замерший на верхней ступени, отрицательно повел головой. — Меня наняли передать, что ваша записка получена.
— Хорошо, — расслабил плечи Филипп.
— У него есть условия. Встреча должна быть в самом лучшем ресторане города. Обязательна живая музыка.
— Где я их найду… — Пробормотал последний сеньор Ганзы, уже, в общем-то прикидывая, как действовать.
Шорохом отозвался звук обуви — нежданный гость пожелал уйти столь же стремительно, как появился.
— А вы знаете, что это не Аденауэр подставил вас с лодкой? — Спросил Филипп Брандин ему в спину.
Соломон Бассетт замер в разрушенном проеме. Он повернулся, посмотрел на окровавленного мужчину, на два трупа на полу и на пустые кресла лидеров еще недавно одной из самых могущественных организаций мира.
— Весьма вероятно, вы правы. Но я предпочту вам не поверить.
Эпилог
В запахах недавнего дождя мерещился вкус свежего пепелища — отличные виды ресторана на реку и залив ныне играли ему плохую службу. Черные пятна вместо старого города и завалы там, где проходили широкие трассы, отдавали горечью в блюдах, хотя повара явно расстарались, накрывая единственный на все заведение стол для четверых человек. Вкусы каждого изучили особо, стараясь угодить: и любимое вино Ее высочества принцессы Елизаветы, и прихотливо украшенный фазан перед Филиппом Брандином, и даже Николай Борецкий с определенным энтузиазмом разбирал ножом и вилкой красную рыбу под соусом — словно вспоминая ее вкус. Мне предложили стейк, а я изобразил, что и тут они угадали — только в средней прожарке все равно чудилась гарь, а под зубами хрустел уголь сгоревших домов.
— Ваше высочество, я же обещал вам ужин в хорошем ресторане. — Заметил я, что принцесса так и не притронулась к своему салату, а бокал ее пуст, и самолично поухаживал, налив вино.
Наверное, вино и в самом деле любимое — закинула она в его себя в одно мгновение.
— Смею заверить, это — лучший в городе. — Немедленно вставил слово Филипп Брандин.
Из тех, что не сожгли, надо бы добавить, но люди и так вели себя нервно. Последний Золотой пояс Ганзы то и дело косился на Борецкого. А тот поглядывал в ответ, как бульдог на цыпленка — всего одно движение, чтобы свернуть шею — но как очень мудрое существо, понимал, что от цыпленка будет больше пользы, если дать ему набрать вес. Ее Величество же будто пыталась осознать, как жизненный путь привел ее в это место — и мудрость явно собиралась черпать в вине, кое тут же обновил ей расторопный служка.
— Нам все нравится, — улыбнулся я Филиппу, работая ножом и вилкой над стейком.
— Надеюсь, вы оценили мой жест? Я подменил Агатовую шкатулку. Это было нелегко сделать.