Н-9 (СИ)

Не сказать, что призм изменился полностью. Нахлынувшая вторая волна эволюции оставили после себя что-то вроде «грязной пены», осевшей на некоторых частях тела. Первое что бросалось в глаза — жвала. Они стали длиннее и массивней. Вполне верилось, что подобными лицевыми клешнями можно было сломать кость. Чуть массивней и лобастей стала и голова, на выгнутой плите лба появился десяток мелких острых шипов. Если боднуть в чью-то не прикрытую защитой харю… Шипы выросли и на плечах — там они были и до этого, но теперь там громоздился целый уродливый частокол. Выросшая заново рука оказалась чуть тоньше, но при этом куда более бронированной и шипастой, став окончательно походить на лапу насекомого. Хван беспрестанно сгибал и разгибал новую руку, сжимал и разжимал пальцы, тестируя новое приобретение. Опять прильнувшая к нему рыжая завороженно наблюдала за этими манипуляциями. В паре шагов привстал из высокой травы позабытый всеми дедок, сгреб с земли шапку, развернулся… и его вмиг вытянувшаяся седобородая харя оказалась в метре от уродливой бронированной спины призма. Богомол повернул башку на шум — почти вывернув ее назад, но не двинув при этом телом. Щелкнул жвалами. Дедушка тонко и протяжно заскулил, на синих праздничных штанах начало расплываться темное пятно.

— А ты, дед… тоже детишек в лесу мучал и трахал? — с интересом спросил я, глядя на перепуганного старика — Или не пачкался?

— Грешники они… наказание такое — лишь во благо им душам строптивостью запятнанным… — машинально выдал старик, явно не соображая, что именно произносят его дрожащие губы — Лгать грешно. Но не упомню сколько раз ходили мы с почившим уж братом в погоню… сколько раз мы настигали беглецов, ловили, прижимали к земле их бьющиеся тела… Как сейчас помню… я ей — покайся и прими это как очищение… легче будет…

— Хером мясным от грехов очищать? — хмыкнул я — Хван… убей…

Призм шевельнул плечом, но повернуться не успел — растущий из поясницы хвост резко дернулся, щелкнул клешней… и забулькав, старик начал оседать, зажимая ладонью покрасневшую от крови шею.

— Гирлянды готовы!

— Вперед! — рявкнул я и глянул на хвост неуверенно зашагавшего по дороге призма повнимательней.

Длинный, чем-то похожий на затянутую в кожу толстенную цепь хвост — видны частые сегменты-звенья. Не слишком длинный — метр с небольшим. При ходьбе, хвост то свисает, то вдруг поднимается и удивительно легко приникает к позвоночнику, помещая сомкнутую клешню под затылком. Окровавленная клешня выглядит как надо — зазубрины, толстый хитин, уродливый пугающий внешний вид. Взмахни такой перед лицом перепуганного доброса — и тот отдаст все что имеет, расскажет все, что знает. Аммнушит так не только обоссался, но и обделался, судя по запашку.

— Кирасу и прочую снарягу под тебя снова придется переделывать — заключил я.

— Ага — кивнул Хван, начав шагать чуть уверенней — Джоранн… я в норме… мой рюкзачище где? Хочу нагрузки… Командир!

— Да?

— Уже можно заново познавать себя? Прыгать там, ползти, сгибаться…

— Само собой — с одобрением кивнул я, глядя на приближающееся поселения и не обращая внимания на поскрипывающую рядом повозку с молодыми аммнушитами, напряженно вглядывающимися в бывший отчий дом.

Мне сейчас не до них.

Беспрепятственно войдя в поселение, мы прошли короткой улочкой и оказались на аккуратно прямоугольной площади, мощенной серой камнем. Со всех сторон фасады домов, окна плотно закрыты ставнями, двери захлопнуты, равно как и калитки — перед каждым домом небольшой клочок земли, огороженный невысоким забором и усаженный цветами. Цветущие растения взбираются по стенам домом, накрывают собой крыши, образуют ажурные благоухающие арки над боковыми улочками, покрывают собой большие навесы, под которыми полным-полно столов, лавок и жратвы. Ясно… Именно сюда должно было прийти наигравшееся на поле в мяч стадо пацифистов, чтобы рассевшись по лавкам, пожрать от пуза вкуснятины. А вон там груды каких-то ярко окрашенных палок, еще мячи, обручи… видимо, веселые игрища планировались до глубокой ночи. Ну да. Надо же поскорее выбить из голов молодежи воспоминания об ушедших в лес подростках посмевших выбрать для себя иной жизненный путь.

Но не могу не признать — это такое пасторальное с виду поселение действительно может показаться кому-то раем. Поэтому я и пнул разинувшего рот Стейка под колено, что посвятил аж несколько минут своей жизни на завороженное разглядывание тщательно взращенных благоухающих красот. Охнув, тот рухнул, тут же заученно перекатился и подскочил, уронив руку на оружие. Поняв, кто именно его пнул, убрал лапу и уставился на меня с вопрошающим недоумением.

— Как только в башке появляется мысль — вот бы мне такой дом, красивую пухлую женушку и стайку детишек… — волк умирает, рождается буйвол. Знаешь разницу между этими двумя зверьми?

— Э-э-э… волк ест мясо, а буйвол траву жует?

— Буйвол убивает только защищая себя или стадо. Волк убивает постоянно и не задумывается о причине. Понял меня?

— Да!

— Что ты понял?

— Что не хочу быть Стейком! Ведь это как кусок жопы буйвола которого завалили волка…