Н. Г. Чернышевский. Книга первая

Мы могли бы совсем не касаться здесь романа "Пролог пролога". Там изображаются дружеские отношения Волгина (Чернышевского) к Соколовскому (Сераковскому). Волгину нравится беззаветная преданность Соколовского своим убеждениям, отсутствие в нем себялюбивой мелочности, умение владеть собою, соединенное с страстной горячностью истинного агитатора. Волгин называет его настоящим человеком и думает, что наши либералы могли бы многому у него поучиться. Все это очень интересно, но нимало не разъясняет практических отношений Чернышевского к польскому делу, о котором в романе нет ни слова. Из статей нашего автора, печатавшихся в подцензурном "Современнике", можно видеть только то, что он при случае всегда высказывался в защиту Польши. Он защищает от нападок официальных русских писателей даже старинный польский государственный строй, которому он, при своих демократических взглядах, не мог сильно сочувствовать. Но он хвалит в нем такие стороны общественных отношений, которым не придавал цены в своих более ранних статьях. Как мы уже знаем, в статье "Борьба партий во Франции" он обнаружил совершенное равнодушие к политическим формам. Когда он писал эту статью (в 1858 г.), ему казалось, что демократ не может помириться только с одной аристократией и что, несмотря на политическую свободу Англии, демократ должен предпочесть ей Сибирь, где "простонародье" живет будто бы лучше, чем в Англии. Теперь Чернышевский совсем иначе смотрит на вопросы политического устройства. Старинный быт Польши привлекает его политической свободой. "В польском отсутствии бюрократической централизации, — говорит он, разбирая только что вышедшую тогда вторую часть "Архива юго-западной России", — лежит стремление к осуществлению иного порядка общества, чем тот, к которому доходили иные державы (тут, конечно, имеется в виду Московское государство), — порядка, основанного не на принесении личности в жертву отвлеченной идее государства, воплощаемой волею власти, а на соглашении свободных личностей для взаимного благополучия… Тут общественное дело есть результат общественной мысли; тут вечная борьба понятий и убеждений переходит из области размышления и слова прямо в проявления жизни". Положим, что польское общество было совершенно аристократично, "но круг привилегированный мог расширяться более и более и обнять заброшенную, отверженную, лишенную всяких прав массу народа, если бы понятия о гражданственности сделались шире и возросли бы до общечеловеческих идей, не связуемых временными, ограничивающими их полноту предрассудками" [62]. До таких увлечении в защите старого быта Польши не всегда доходили и польские демократы. Ведь весь вопрос сводился именно к тому, каким образом можно было привести польских магнатов к признанию "общечеловеческих идей".

По вопросу об исторических результатах соединения Великого Княжества Литовского с Польшей, Чернышевский также очень сильна расходится с нашими официальными историками. "Неужели состояние Руси во времена Ольгердов, Любартов, Скиригайлов, Свидригайлов было лучше, чем при Сигизмундах в XVI и в XVII веках" — восклицает он в ответ историкам, которые соединение с Польшею выставляли единственной причиной всего дурного в Западной России. — "Пора перестать нам быть односторонними, быть несправедливыми к Польше, — продолжает он, — признаем по крайней мере благотворность ее влияния на Русь, хоть по отношению к просвещению. Возьмем степень умственного образования в тех частях русского мира, который соединился с Польшею, и сравним ее с тем, что в этом отношении было в той части нашего общерусского отечества, которая оставалась самобытной — в форме Московского государства. Не из Малороссии ли пошло просвещение в Москву XVII века, и не оно ли приготовило все последующее наше образование? И не под влиянием ли Польши оно возросло в Малороссии?"

В ополячении западной России виноваты, по мнению Чернышевского, также не поляки. Высший класс в западной России имел и права и средства отстоять свою веру и свой язык и спасти от унижения свой народ, впрочем, им же самим порабощенный. Если западнорусская аристократия, тем не менее, совершенно ополячилась, то винить в этом нужно ее и только ее. "Сами не умели себя сохранить, — нечего на других взваливать свою вину", — замечает наш автор.

X