Н. Г. Чернышевский. Книга вторая

Но Англию и Северную Америку Чернышевский считал исключениями. Как это по всему видно, он был убежден, что решение социального вопроса "частным образом" невозможно в большинстве европейских стран. Есть основания думать, что и само государственное вмешательство в этих странах представлялось ему в виде вмешательства правительства, выдвинутого "скачком". На эти предположения наводят нередкие у него отступления, где он старается решить, насколько требования здравой теории обязательны для правительства, поставленного историей в необходимость исключительно руководствоваться принципом: salus populi lex suprema est. Вот, например, теория безусловно осуждает чрезмерные выпуски бумажных денег. По теории выходит, что лучше прямое, откровенное решение вопроса — налог. Так и должно поступать правительство, чувствующее себя прочным. Но бывают исключительные положения, бывают исключительные события, вроде событий 1848 г. во Франции [248]. "В этом шатком положении приходится лавировать, сообразоваться с господствующими предубеждениями, принимать не тот способ действия, который сам по себе наилучший, а тот, который произведет наименее тяжелое впечатление на общество… Что делать? Тут задача исполняется не такими людьми, которые спокойно могут рассчитывать на свою будущность, а такими, жизнь которых висит на волоске, и волосок этот оборвется, непременно оборвется, не ныне, завтра оборвется, и погибнет с ними их дело, если волосок оборвется ныне, — во что бы то ни стало надобно продержаться нынешний день, чтобы уметь хотя что-нибудь сделать. — Да, представьте себе это положение, и вы поймете мысль о неограниченном выпуске бумажных денег для произведения коренных реформ экономического быта".

Выпуск бумажных денег предполагается здесь необходимым в видах организации рабочих товариществ: "разумеется, раз начавшись, дело будет развиваться собственными средствами; — но, чтобы завести его, чтобы дать ему возможность начаться, все-таки нужно очень много денег" [249].

Замечательно, что у Чернышевского правительство, начинающее коренное "изменение экономического быта в пользу работников и в невыгоду капиталистов", старается не запугать "общество", т. е. этих капиталистов, не произвести на них "тяжелого впечатления".

"Мы приводили основания, по которым некоторые экономисты находят наилучшим порядком такой быт, который существенно разнится от нынешнего, — говорит он по поводу прогрессивного налога, — содействовать введению этого лучшего быта можно, не нарушая заметным образом никаких существенных интересов; а прогрессивный налог значительного размера был бы явно противоположен интересу богатых сословий, которые всеми силами боролись бы против него, между тем как прочное и благоразумное правительство могло бы, нисколько не раздражая их, вести дело коренной реформы быта"[250].

Одни эти строки могли бы убедить нас, что в лице Чернышевского мы имеем дело с социалистом-утопистом.

Утопическая точка зрения на общественную жизнь — такова Ахиллесова пята нашего автора. Из этого общего источника проистекают все те многочисленные промахи и все те немалочисленные ошибки, с которыми мы встретились в его исследованиях. Чернышевский часто ошибался, потому что, рассуждая о буржуазном обществе, он искал оснований для своих выводов не в действительной жизни этого общества, а в "требованиях здравой теории".

В основе этих требований лежали, — как видел читатель, — учения тех же буржуазных экономистов, против которых спорил Чернышевский. Но он видоизменял и дополнял эти учения, руководясь размышлениями об экономической жизни воображаемого социалистического общества с населением от нескольких сот до нескольких тысяч человек. Примерные арифметические выкладки, — счетоводство воображаемого общества, — составляли всю сущность его "гипотетического" метода. С помощью таких приемов нельзя было сделать что-нибудь прочное в науке. Пример Чернышевского, обладавшего такими огромными, поистине редкими, способностями, лучше всякого другого показывает несостоятельность утопической точки зрения.

Примечание к настоящему изданию (изд. "Шиповник". 1910 г. Спб.).

В предисловии к своему переводу "Оснований политической экономии Д. С. Милля" Н. Г. Чернышевский писал:

"Книга Милля признается всеми экономистами за лучшее, самое верное и глубокомысленное изложение теории, основанной Адамом Смитом. Переводя это произведение, мы хотим дать читателю доказательство, что бóльшая часть понятий, против которых мы спорим, вовсе не принадлежит к строгой науке, а должна считаться только искажением ее, сочиненным нынешними французскими так называемыми экономистами по внушению трусости" (Сочинения, т. VII, стр. 1).