Н'ХЕМ-ТО-ТЕР, или Четвертый сон Павла Верина

Алексей Лебедев Н’ХЕМ-ТО-ТЕР, или Четвертый сон Павла Верина

Я проснулся счастливым. Открыл глаза и первым делом оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н’хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить.

Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, — гости у меня бывают редко. И кто бы это мог быть? Я никого не ждал.

На пороге стоял лысоватый немолодой человек в сером плаще. Круглое лицо его практически не отражало эмоций, но каким-то шестым чувством я уловил внутреннее напряжение. Ему не хотелось иметь дело со мной, но было НАДО.

— Верин Павел Евсеевич?

— Да.

— Полковник ФСБ Макаров, — он показал удостоверение.

Мне стало нехорошо. Я отступил, пропуская его в комнату. Полковник прошел и медленно осмотрелся вокруг.

— И вы здесь живете? — как бы сомневаясь, спросил он тихо.

— Да.

— Понятно. Я должен задать вам несколько вопросов.

— А в чем, собственно, дело? — вымолвил я.

Он промолчал, игнорируя мой вопрос. Взгляд его был прикован к моей последней картине.

— Это кто? Инопланетянин?

— Нет, н’хем-то-тер, — возразил я.

— Правда? На каком это языке?

— Ни на каком. Я его придумал.

— Зачем? — он испытующе посмотрел мне в глаза.

— Да низачем! Я художник, а это мое творчество… Почему вообще я должен как-то оправдываться? У нас что, опять борьба с абстракционизмом?

— Нет пока, — хмыкнул Макаров. — Итак, вы утверждаете, что все ЭТО, — он обвел рукой мою студию, как бы не находя слов для наименования, — вы придумали и нарисовали без всякого смысла и цели, от нечего делать?

Я понял, что он мне не верит. Идиотская ситуация. Кажется, что-то подобное было у Маяковского: «Разговор с фининспектором о поэзии». А тут — разговор ФСБэшником о живописи. Чудно!

— Где вы собираетесь выставляться?

— Я пока не думал об этом.

— Однако у вас есть какие-то друзья или знакомые, которые обещали вам это устроить?

— Никого у меня нет!

— Так уж и никого… Может быть, покупатели? Сколько картин вы уже продали и кому?

— Никому я ничего не продавал.

— А на что же вы живете?

— Я работал… раньше. У меня остались сбережения.

— В каком банке?

— Ни в каком.

— Значит, наличными. Доллары?

— Рубли.

— Сколько?

Я замялся. Честно говоря, я не помнил. Просто, когда нужно было что-нибудь купить, я доставал эти бумажки через дырку в матрасе. Так я в конце концов и сказал Макарову. Похоже, на него это произвело сильное впечатление.

— Так что же вы все-таки хотели сказать вашими картинами? Это какой-то социальный протест? Или что-то сексуальное?

— Нет! Просто картины. Да что вы мне шьете? Бред какой-то.

— Согласен. Бред, — Макаров еще раз осмотрелся вокруг. — Вы никогда не испытывали желания показаться психологу? Я могу вам устроить консультацию у очень хорошего специалиста.

— Вы что, в психушку меня хотите упрятать?

— Ну, что вы! Теперь это трудно, хлопотно. Психов развелось — полстраны. В Думе заседают, и никто им слова не скажи…

От таких политических заявлений мне стало неуютно.

— Ладно, — вздохнул полковник. — Я еще загляну к вам на днях. А пока послушайтесь моего совета: никуда не уезжайте, картины не выносите, посторонних людей не пускайте. Если что звоните по этому телефону… Кстати, телефон у вас работает?

— Работает. Может быть, наконец, вы все-таки намекнете мне, в чем дело? Мне что, угрожает опасность?

— Возможно. И не только вам. Нам стало известно… скажем так, из нетрадиционных источников, что на вас делают ставку некие силы… угрожающие национальной безопасности.

— Но я ничего об этом не знаю!

— Возможно. А возможно, знаете, но не понимаете. Поэтому мы и стараемся держать ситуацию под контролем. И вы, как русский человек, хотя и абстракционист, должны сотрудничать с нами — в интересах Великой России. Подумайте об этом. Всего хорошего!

Он ушел. Некоторое время я стоял у дверей словно в ступоре. Потом сделал шаг, как вдруг голова закружилась и…

Я проснулся. И испытал облегчение: это был всего лишь сон. Не надо было вчера смотреть передачу «Совершенно секретно» одно расстройство! Ладно, проехали. Первым делом я оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н’хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить.

Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, — гости у меня бывают редко. И кто бы это мог быть? Я никого не ждал. Неужели мой сон был вещим?

На пороге стоял молодой (пожалуй, даже моложе меня) человек с рыжей бородой, в потрепанной зеленой куртке и джинсах. Похоже, он был счастлив. Такое странное выражение лица я видел только у сектантов, которые как-то пытались всучить мне «Бхагават-гиту» в подземном переходе.

— Это вы! — радостно сказал он. — Наконец-то!

— В чем дело?