Н. В. Гоголь

Это не означает вовсе, что Гоголь плохо разбирался в себе или что он не сознавал в себе творческого дара, а означает только то, что основным для него было «быть самим собой»; что же касается того, в чем это фактически выразилось в его жизни, это является уже вторичным при истолковании личности Гоголя.

Мы можем все же с уверенностью сказать, что к выходу из школы личность Гоголя окрепла, внутренне определилась. Теперь ему и предстояло, имея в себе эти императивы самостоятельности, найти пути, на которых он мог бы достигнуть того, чего искала его душа.

ГЛАВА III

1. Мы переходим к петербургскому периоду жизни Гоголя. Хотя личность его уже вполне определилась ко времени переезда в Петербург, но все же годы, проведенные в Петербурге, Москве, внесли много нового в душу Гоголя, заострили некоторые черты в его личности. Весь этот период (1829— 1836) был временем больших удач, но и больших неудач и разочарований; с другой стороны, именно эти удачи и неудачи заострили в Гоголе то, что лежало в его душе уже сформировавшимся, но еще не проявившим себя до конца.

325

Пройдя серию удач и неудач, Гоголь не просто снова «нашел себя», но в известном смысле как бы «вернулся» к тому, что наполняло в юные годы его душу, как неопределенные планы, фантазии. «Неудачей» «Ревизора» (так пережил Гоголь постановку этой удачнейшей своей вещи) завершился период его тщеславных поисков «ознаменовать свое существование» чем-то внешним, — Гоголь с 1836 г. с разными колебаниями и зигзагами живет уже до конца жизни своим внутренним миром.

В Петербург Гоголь приехал с его навязчивой идеей «служения». Собственно, Гоголь искал просто возможности проявить себя — и это был уже знакомый нам мотив «самостоятельности». При этом Гоголь был исполнен наивной самоуверенности, что перед ним откроются все двери. Когда же он поступил на службу как чиновник, то оказалось, что скучная, бессодержательная работа так мало открывала возможности проявить себя, что Гоголь, с его чрезвычайной чувствительностью, пережил это как шок, который разрядился в нелепом плане поездки за границу (на деньги, присланные матерью для уплаты процентов в Опекунский Совет). Не стоит останавливаться на этом эпизоде, который и сам Гоголь никогда не мог разумно истолковать. Но Гоголя ждал еще и другой шок — его литературная неудача с поэмой «Ганц Кюхельгартен». В сущности, никакой неудачи не было, кроме насмешливого (единственного вообще) критического отзыва Полевого, но самолюбие молодого автора было очень глубоко уязвлено. Литературное творчество, уже манившее Гоголя, как будто становилось закрытым, но когда через несколько времени он поместил первый рассказ из серии «Вечеров», успех был огромный. И литераторы во главе с Пушкиным, и читающая «публика» были очарованы свежестью, истинной поэзией и великолепными картинами, мастерски нарисованными Гоголем. Гоголь нашел себя как писатель — и с каждым его произведением слава его росла. За «Вечерами» последовали «Петербургские повести», открывшие другую сторону в творчестве Гоголя — уменье схватить смешное, нелепое в людях. Гоголь стал в ряды самых замечательных деятелей русской литературы — и это отразилось в его личности, как живое сознание творческой силы в нем. Гоголь обрел твердую почву под собой, — и все, казалось, обращало Гоголя на путь чисто литературного творчества. Так казалось и самому Гоголю, но внутри его уже бурлило недовольство собой, невозможность ограничить свое творчество одной литературой. Близился кризис, связанный с постановкой «Ревизора» — но прежде, чем обратиться к этому, напомним о других событиях, немаловажных в созревании личности Гоголя.

326

2. Я имею в виду его педагогические и преподавательские планы. Уже будучи известным литератором, Гоголь для заработка добился места в Патриотическом Институте, затем вообразил, что может быть университетским преподавателем, явно не понимая самой природы науки (в данном случае исторической), задачи которой заключаются не просто в картинном воспроизведении прошлого, но в исследовании его. Гоголь много знал, имел не мало, как он выражался, «крупных мыслей», т. е. обобщений, но этого, конечно, было недостаточно, чтобы стать ученым. Гоголь быстро это сообразил и навсегда отказался от ученой деятельности. Отказался он (за улучшением материального положения) и от преподавания в Патриотическом Институте, — остались только личные уроки, связавшие его с аристократической средой. Эта среда, вопреки тому, что о ней не раз писалось, никакого влияния на личность Гоголя не имела, — она просто дала ему несколько личных связей (Балабина, Репнины, Вьельгорские, позже Смирнова).