Н. В. Шелгунов

Я сделал эту довольно длинную выписку, чтобы напомнить читателю одну из сторон литературы шестидесятых годов. Автор не скрывает цели, с которою он хочет поразить своих читателей неудобовыговариваемыми, по их огромности, числами, – он хочет оттенить незначительность Земли. Автор не специалист по астрономии, который может излагать результаты своей науки в популярной форме единственно для распространения знаний, без всякой задней мысли. Автор – публицист, задающийся, правда, тою же целью распространения знаний в среде общества, отрезанного дотоле от всех путей просвещения и которому поэтому полезно преподавать даже иные элементарные истины ради самых этих истин. Но ему этого мало. Он хочет, чтобы сообщаемые им знания укладывались в голове читателя в известную общую систему, в известное мироразумение, обнимающее не только различные области теории, но и вопросы житейской практики. Он подходит к этой задаче сегодня в популярной статье по естествознанию, через месяц во «внутреннем обозрении», еще через месяц в критической статье и т. д. Он знает, что у него есть сотрудники, которые ту же задачу преследуют средствами беллетристики, философии, истории и проч. В этой неустанной и многообразной работе играет важную роль ликвидация разных иллюзий и фикций, в том числе иллюзии какого-то особенного, привилегированного положения нашей планеты в мироздании. В наше время, когда путем популярно-научной литературы пущено в обращение много астрономических данных, воображение читателя, может быть, и не поразится теми десятиэтажными цифрами, в которых тонут размеры земного шара. Не то чтобы эти цифры были всем заурядным читателям в точности знакомы, но многие уже просто выросли на вытекающих из тех цифр выводах, так что они все-таки не покажутся слишком большою и значительною новостью. Иное дело тридцать лет тому назад. Тогда нужно было известное бесстрашие мысли, чтобы признать факт невыразимой огромности Вселенной, в которой такое обидно ничтожное место занимает наша планета. Это-то бесстрашие перед фактом и воспитывала в людях литература шестидесятых годов. Если так ничтожна Земля, то что же такое мы, жалкие обитатели земли, со всеми нашими думами и вопросами, радостями и горестями?! Нет меры нашей малости и нет имени той глупой гордости, с которою мы, последние из последних, воображаем себя центром Вселенной, кому в угоду или во вред зажглось Солнце, рассыпались звезды по небу, гремят громы и сверкают молнии. И чего стоят наши мысли, чувства, дела, великодушные или подлые? Если сказать, что всем им одинаково цена грош, так это разве только в том смысле справедливо будет, что у нас нет монеты меньше 44 650 025 000 000 000 000 верст и – три аршина земли, которые каждый из нас займет в конце концов под свою могилу! Это страшно. Это до такой степени страшно, что если теперешний средний русский человек, пустой и холодный, вдумчиво заглянет в эту неизмеримую пропасть, то у него, конечно, закружится голова. В шестидесятых годах от этого головы не кружились. Светлый исторический момент с точки зрения вечности и бесконечности, разумеется, столь же ничтожный, как и все прочее, так обильно напоял наши души, что мы смело могли противопоставить свой внутренний мир миру физической безмерности. Мы не могли признать себя ничтожными по одушевлявшим нас идеалам и потому охотно, даже с задором, подчас излишним, отмечали низменность нашего положения в природе. Отсюда, между прочим, увлечение естественными науками. Говорю «между прочим», потому что у этого увлечения были, конечно, и другие источники.

Всякий слыхал, что литература шестидесятых годов обнаруживала большую склонность к материализму, реализму и проч., что она стремилась развенчать «царя природы», человека, и показать его животную сторону, что эгоизм она признавала первоисточником человеческих действий и т. д. Все это говорится обыкновенно с упреком или негодованием. Упрекающие и негодующие поступили бы, может быть, лучше, если бы прежде подумали, а потом уже упрекали и негодовали.