На Алжир никто не летит

— Кто там? — хриплым, сердитым, как будто разбуженным голосом. Голос, похоже, шел из дальней комнаты.

Я страшно струсил, хотел было удрать, но, наверное, слишком долго мялся, потому что крепко и повелительно был взят за руку повыше локтя каким-то, как это называют, «лицом кавказской национальности», которое быстро оказалось рядом со мной. Из глубин квартиры выплыл еще один человек. В результате около меня оказались трое и уставились на меня с требовательным любопытством, нет, скорее даже с выражением «ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?».

Это конец! Я даже обмяк. Мне не суждено выйти отсюда…

— Как зовут? — спросил кто-то из них.

Я назвал имя и фамилию.

— А-а-а…

И они тут же утратили ко мне интерес. Этот тип сразу убрал руку. Нет, капля интереса сохранялась, но не более, чем к соседке, зашедшей за содой.

— Сейчас, подожди, — сказал один, уже совершенно обычным тоном, безо всякой угрозы; однако чувствовалось, что он по-прежнему недоволен, хотя и не мной.

Пока еще я не верил своему спасению.

Он ушел в другую комнату, я слышал, как он звонит по дисковому телефону. Я разобрал, хотя говорил он приглушенно:

— Какого хрена здесь делает твоя родня? Мы же договорились: про эту хату… А, вот так… Ну ладно тогда… — Он немного помолчал, слушая. —   Не вопрос. Давай… Ага, счастливо.

Он вернулся ко мне с небольшим телевизором и нетолстой стопкой папиросной бумаги, на которой вроде было слабо напечатано нечто.

— Это вот тебе, — сказал он, передавая мне телевизор и бумагу. — Не приходи сюда больше. Братану привет.

Он открыл дверь, дал мне пройти и захлопнул ее за мной.

Господи, ты спас меня!

Потом, когда я уже медленно, слабо брел по городу в заданном направлении, с подрагивающей пустотой в голове, меня внезапно осенило: ах вот кто были эти трое! Это фраера, с которыми мой братец имеет какой-то сомнительный бизнес, о котором не любит упоминать. Ему-то один из них и звонил; таким образом, я выбрался по блату. Что же до того, что вчера квартира выглядела нежилой, а сегодня в ней оказались люди, судя по всему, давно и постоянно здесь живущие, то это было явно не мое. А что мое — так эти листы бумаги, которые я нес в одной руке (в другой был нетяжелый телевизор). Лишь чуть оправившись, я посмотрел на первый лист и, несмотря на плохую печать, разобрал: «52 677». Сомнений нет. Я спокойно дошел до нашего учреждения, вошел в свою комнату и посмотрел этот фильм. Насколько я понял, на этих папиросных листах был русский перевод сценария.

И в фильме, который я увидел, у одного из персонажей были точно такой же костюм и точно такая же шляпа.

На следующее утро никакого костюма не было. Шляпы тоже. И телевизора.

Миссия выполнена. Можно идти дальше. А пока отдохнуть.

— Езжай-ка ты в Суздаль. Там ваще вилы, — сказал мне кто-то заботливо и утешительно.

И он показал мне «вилы» двумя пальцами на своем горле. Пальцы — симметрично относительно кадыка. Я рассмеялся и проснулся от смеха. Однако, прежде чем заснуть, я поразмыслил над сказанными словами. Если он хотел мне помочь, то зачем отправил туда, где «вилы»? Странное несоответствие. И почему Суздаль? Я там был, чудесный городок. Почему же там так плохо? И чем же именно плохо? Голодают там, что ли, а может, взрывы и перестрелки на улицах? Он не уточнил. Некоторое время я пытался понять. Не помню, заснул я или нет.

Вообще, сон для меня не слишком отличим от яви. Возможно, именно во сне я увидел книгу моей жизни и шифр «52 677». Хотя это не имеет никакого значения. Все равно это — про меня. Может быть, во сне же я увидел книгу об основании мира. Там были отец Бога, мать Бога и два их сына. Одного из них звали Володя; я не помню, как звали второго. Позднее Володя убил своего брата, как-то хитро высадив ему глаз, так что душа покинула несчастного. И стал Володя единственным наследником Бога на Земле. Теперь я знаю, как был основан мир, и этого с меня достаточно (хотя почти все я забыл, книга была толстая, обстоятельная). А вот это было точно во сне — я катался на небольшом кораблике по реке с гранитной набережной, у штурвала был какой-то бывший президент США, развлекавший пассажиров средненькими юмористическими репризками. Там же, помню, двое спорили о ценах на бензин.

Что-то было точно во сне, что-то — точно не во сне, большая часть — неизвестно где — и, как я уже объяснил, какая разница?

Во дворе учреждения темно, было бы хоть глаз коли, если бы не окна, горящие через одно в верхнем этаже. Когда за окном темнеет, я люблю подолгу смотреть в темноту.

Днем я в окно не смотрю. Там сплошной день.

Здесь я встретил приятеля. Это был армянин, стройный, с породистыми чертами лица, с артистически заброшенными назад волосами. Он был вовсе не маленький, но для его сложения росту ему чуть-чуть не хватало. Он был неизменно спокоен, учтив, приветлив, без тени покровительства. Он был джентльмен. И не имело никакого значения, что ему было хорошо за пятьдесят. Как и то, что на нем был спортивный костюм. Здесь так принято.