На арене со львами

В каком-то прокопченном промышленном городке краснорожий священник в потертом саржевом одеянии объявил Ханту, что сегодня его предполагаемые слушатели будут играть в бинго, и пускай Хант на них не рассчитывает. Кандидат в президенты вытащил из кармана бумажник и скупил все карты, а священнику велел скликать свою паству, он сейчас будет говорить. В светлом, стерильно-чистом цехе нового завода электронного оборудования, который стоял у сверхсовременной скоростной автострады, только что проложенной через весь штат, он останавливался возле пультов со множеством кнопок, шкал и мигающих лампочек и позволял фотокорреспондентам себя снимать — он даже специально надевал комбинезон, но ни одна камера не запечатлела слез, которые стояли в его глазах, когда он шел по темному, как склеп, дому для престарелых, мимо ветхих призраков и теней — слабых, дотлевающих огоньков жизни.

— …потому что в те дни,— говорил Мэтт,— газетчики даже в шутку не могли предположить, что какой-то в общем-то безвестный сенатор способен преградить дорогу столь важной и уважаемой особе, как вице-президент, которого к тому же поддерживает вся партия. И все-таки кто-то из приближенных этого старого хитрого лиса, президента — а может, и он сам,— учуял неладное. То ли он струсил, то ли решил заранее подстелить себе соломку, только на пресс-конференции, которая состоялась в самый канун первичных выборов, он произнес одну из своих фраз, ставших потом крылатыми. «Первичные выборы,— сказал он,— это пустозвонство».

А назавтра утром кто-то показал Ханту газету. «Ну что ж,— говорит Хант,— значит мы на коне»,— но даже тогда эти умники-репортеры в него не поверили. Они никогда не верят, пока их не ткнешь носом.

Знаете, когда они наконец-то насторожились? В день выборов, увидев на улицах толпы народа. Снег лежал такой, что люди проваливались чуть не по пояс, по какие по всему штату выстроились очереди у избирательных пунктов! Помню, подошли ко мне двое журналистов и спрашивают, что, по моему мнению, все это означает, а я им ответил: это, мол, означает, что они сели в лужу и долго еще будут в ней сидеть. Но до них и тогда ничего не дошло. Дэнни О’Коннор как раз оказался рядом, и Кэти тоже — Хант все еще пожимал руки избирателям, он колесил по штату до позднего вечера, пока не закрылись все избирательные участки до последнего,— а когда газетчики, так и не избавившись от своего недоумения, повернулись и ушли, Дэнни, помню, махнул эдак брезгливо рукой, будто мусор вытряхивал.

«Вот болваны,— говорит,— потеряли из-за моих фильмов работу, и до сих пор им невдомек».

Кэти обняла его и прижала к себе.

— Ах ты, рыжая образина,— говорит,— неужели и вправду мы выиграем? Неужели наша взяла?

Ну мог ли Дэнни пропустить такой случай? На то он и был Дэнни, но по счастью рядом стоял я, и он другой рукой облапил за плечи меня да стал тискать нас обоих как медведь. «Ребятишки,— говорит,— а в Белом доме девочек много?»

Память Моргана все продолжала прокручивать воспоминания: вот они едут в тишине среди снегов, при лунном свете белеют стволы берез, мелькают фермы, сараи, промерзший до дна пруд, и снова лес, заметенный снегом. Выборы наконец кончились, избирательные пункты закрылись, Хант, пожав на прощанье руки целой толпе избирателей, которые вышли на темную вечернюю улицу его провожать, возвращался к себе в гостиницу, и проехать им предстояло много миль.

Вез их молодой адвокат, который помогал им проводить агитационную кампанию; рядом с адвокатом сидел репортер местной газеты — единственный, кто, кроме Моргана, писал отчеты о последней поездке Ханта,— сдержанный, немногословный человек, знавший о своем штате столько, сколько Ханту с Морганом и не спилось узнать.

— Ну как, я победил? — допрашивал его Хант.

— Угу.

— А если перевес незначительный, могут они передернуть?

— Перевес значительный.

— Так почему же вы, Эйб, черт вас возьми, не напишете об этом? — спросил молодой адвокат с запальчивостью.

— Наша газета против этой кандидатуры.

Морган засмеялся:

— Вот это, я понимаю, редактор!

Хант сидел сзади, рядом с Морганом, бессильно откинувшись на спинку,— огромный и нескладный в темноте.

— Я тоже думаю, что перевес значительный. Иначе они передернули бы непременно.

— Угу.

Морган подумал, сколько же среди его собратьев по перу таких вот Эйбов — безвестных, обделенных, неутомимых.

— Теперь уж им вас не остановить. Сенатор Андерсон…— Молодой адвокат быстро обернулся.— Мне хотелось бы работать с вами и дальше. Может, возьмете меня? Я готов делать, что угодно. И платить мне не обязательно, я кое-что скопил.

— Ну, конечно, я сегодня же скажу Мэтту Гранту. Спасибо вам, помощники мне нужны, и чем их будет больше, тем лучше.— Огромная тень зашевелилась, раздался тихий, усталый вздох.— Знайте, меня и вправду не остановят.— Морган с трудом разбирал слова Ханта.— Но путь предстоит долгий.— Он помолчал.— Очень долгий.