На арене со львами

Морган исписал об этих табачных излишках немало страниц. Ученые-растениеводы, устремляясь, как свойственно людям, все вперед и все выше, взяли четыре сорта табака и вывели из них новый сорт «Чэндлер-159», который, казалось, обещал стать в сельском хозяйстве тем же, чем был бы вечный двигатель в промышленности. «Чэндлер-159» не поддавался табачной мозаике и другим заболеваниям, которые нередко вконец разоряют фермеров-табаководов, и даже без орошения и особы. удобрений давал с акра по меньшей мере 150 фунтов, оставляя все другие сорта далеко позади. Когда же его поливали и удобряли, урожай можно было собирать круглый год. Не прошло и пяти лет с тех пор, как его вывели, а он уже захватил около шестидесяти процентов всех площадей, занятых под сигаретными табаками. Казалось, табаководы наконец ухватили за хвост сказочную жар-птицу,но только по злокозненной прихоти судьбы как раз тогда началась паника из-за рака и в ход пошли сигареты с фильтром, что сильно изменило положение. Фильтры требовали более душистых табаков, с более высоким содержанием никотина, а «Чэндлер-159», при всей своей мозаико-устойчивости и урожайности, обладал одним недостатком: он был бледным, довольно безвкусным и неароматным. Фабриканты сигарет с фильтрами от него отказывались наотрез, а иностранные покупатели предпочитали бледные неароматные сорта из Родезии, которые стоили дешевле. Ученые вывели табак, чрезвычайно удобный для выращивания, фермеры выращивали его в огромных количествах, по ни внутри страны, ни за границей его никто не покупал.

— Я даже немного злорадствую, — сказал Морган. — Слишком уж мы привыкли тут у себя во все вмешиваться. Природа нас больше не устраивает.

— Природа? — повторил Зеб Ванс.— Если бы меня только это беспокоило, я мог бы спать спокойно хоть до полудня. Да вот Мэтт считает, что я вконец спятил и начну воевать за то, чтобы у нас в штате этот проклятый сорт больше не сажали. Узнай Миллвуд, что я вообще согласился обсуждать такое, у него бы глаза на лоб полезли.

— Возможно, и у них полезут,— сказал Грант.— Но только вначале. Я убежден, я знаю, это произведет революцию в экономике сельского хозяйства. И будет распространено на все рыночные культуры. Мой проект обязательно примут, сенатор, и нынешний табачный кризис — самое подходящее время для первого его внедрения.

— Весовая пошлина. Ты думаешь, я останусь жив, Следопыт? Это впридачу к рекламным щитам и чертовым японским товарам втридешево?

— Без контроля над производством не обойтись. Без весовой пошлины,— продолжал Грант словно про себя, словно Зеб Бапс его не перебивал. — Ведь развитие агрономии достигло такого уровня, что любой наш фермер способен все больше и больше повышать урожай с акра. Другими словами, нынешняя система контролирования площадей, занятых рыночными культурами, превращается в пустой звук.— На траву слетел голубь, и Грант откинулся на спинку скамьи, словно очнувшись от каких-то видений. — Но конечно, я знаю, что в политическом смысле это не просто.

— Да, уж если я предложу такой законопроект,— Зеб Ванс поднялся со скамьи,— то могу домой не возвращаться. Тут меня никакая рыцарская броня не убережет.

— Я мог бы действовать через палату представителей,— сказал Грант,— но если подкомиссия по табаку не одобрит проект, на том все и кончится.

Зеб Ванс, сенатор от табачного штата, возглавлял эту подкомиссию.

Они пошли по аллее: Зеб Ванс — привычным размашистым шагом, а Морган и Грант — стараясь попадать ему в ногу. По Коннектикут-авеню пролязгал трамвай и скрылся в тоннеле под Дюпон-серкл.

— Я вот что думаю, Мэтт, надо бы погодить,— сказал сенатор.— На тех, кому вскорости предстоит уламывать избирателей перед выборами, ничего такого взваливать не стоит. А уж на меня и подавно. Лучше пусть поваляется пока посеред двора, а мы посмотрим, какие собаки будут задирать на него ножку.

Морган заметил, что эта воображаемая картина не слишком обрадовала Гранта — ведь Зеб Ванс говорил о его любимом детище.

Когда они перешли на тротуар напротив Массачусетс-авеню и прошли мимо чопорного фасада Салгрейвского клуба, Зеб Ванс вдруг захохотал и хлопнул Гранта по плечу.

— Может, нам удастся подсунуть это Оффенбаху. Он ведь некурящий.

Морган пристегнул ремень и отдал пустой стакан рыжей стюардессе. Внутри у него снова все напряглось.

— Ну, опять не курить! — пробурчал кто-то.

«Электра» устремилась вниз сквозь тьму и дождь, как отбившийся от стаи перепуганный гусь. А внизу ничего — только мокрая глина, подумал Морган с хмельной бесшабашностью, только мокрая глина и бесприютная жизнь.

Гласс и Френч вернулись на свои места.

— Пожалуй, времени сбегать и перехватить еще по рюмке у нас не будет,— сказал Гласс.

— Сразу видно, что вы эту авиалинию плохо знаете,— сказал Морган.— Наша колымага проторчит на взлетной полосе добрых полчаса, но в здешнем баре никаких напитков, кроме кофе и кока-колы, не раздобудешь.

Гласс охнул.

— Никак не могу запомнить, что в здешних краях ничего нет — одни баптисты и глушь беспросветная.

Морган почувствовал, что в нем пробуждается неистребимый дух южанина.