На арфах ангелы играли (сборник)

– Ты вверх растешь, а я – в землю, – сказала она, засмеявшись, и поцеловала девочку.

Тысячи маленьких серебряных колокольчиков ответили слабым эхом.

Подошел паром, на берег сошли две лошади в упряжках и хозяйка с теленком. На другой берег народу было немного. Однако девочка не отпускала веселую старушку.

– Василисынька! Ну, Василёк! Давай чуть-чуть посидим, а то ты устала сильно. Катер во-о-он где! Ещё долго будет разворачиваться.

– Отдыхать потом будет. Жизнь кончается, хватит уже землю топтать. И другим место дать надо.

– Василиса, ты злая! – заплакала девочка. – Зачем ты это говоришь? Я хочу, чтобы ты была всегда!

Мария говорила с Иваном про Василисину болезнь – на спачын тягне…

– Всегда никто не бывает. Когда-нибудь все умрут.

– А зачем ты. Василёк, так много работаешь? Сидела бы и отдыхала, тогда бы твои ножки не болели. Приходи к нам зимой и лежи, пока холода, на печке. А? Ну, скажи, ты придешь?

От кротовки пахло лугом и ещё чем-то новым – незнакомым, пугающим.

– Малое ты дитя, неразумное, – говорила Василиса, и глаза её часто замигали.

– Василисушка, так не честно. Ты мне обещала…

– Обещалку-цацалку три года ждут.

– Нет! Нет! Ты обещала! Да, обещала! Ты не должна обманывать! Ты же древлерусская бабушка! Обещала рассказать про старо-древние времена, и ничего-ничего не рассказала! Тебе же сто лет? Да?

– И четыре года, а може, сорок четыре. Я давно свой век не учит ы в а ю.

Василиса улыбнулась и снова сыпанула веселых серебряных колокольчиков.

– Ну, пожалуйста! Расскажи! – просила девочка.

– Так я уже всё забыла.

– Василисынька, я хочу уже давно спросить – почему про тебя говорят, что ты всё знаешь?

– Не всё знаю, а просто – знаю.

– Про что – знаешь?

– Про кое-что. Так про знахарей говорят.

– А ты знахарь?

– Знахарка.

– Тогда ты все знаешь, не обманывай!

Алеся обхватила голову Василисы руками и приблизила смеющееся хитрое лицо к себе – в лукавых глазах стали видны даже мелкие крапинки на радужке.

Колокольчики на этот раз звенели особенно долго.

– Я обижусь на тебя, если сейчас же не скажешь.

– Просто я травы разные знаю и все тропки в лесу. Хочешь я тебе песню старинную спою?

– Спой, спой поскорее!

Паром уже отходил и разворачивался вверх по течению, Алеся бежала по берегу, а голос Василисы летел над водой, постепенно замирая вдали многократным эхом.

«В сластолюбии которыя – тех почтили все,

На седалищах первыми учинили,

А собор нищих возненавидели…

Лихоимцы все грады содержат,

Немилосердные – в городах первые,

На местах злыя приставники…»

Больше Алеся не ходила к парому провожать Василису. Напрасно стояла она у причала и ждала, вот-вот сойдет с парома маленькая старушка в плюшевой кротовке и засмеется веселым серебряным смехом…

3

Незаметно пришел ноябрь, и мелкая надоедливая морось без устали барабанила по закрытым ещё засветло ставням. Как-то вечером, когда уже двор был закрыт, и все сидели дома, глухо лязгнула клямка на калитке.

– Иван! Квортку адкрый! – крикнула Мария мужу, который в зале читал газеты. – Хтось иде.

Она возилась на кухне с большим, начищенным до блеска самоваром, подсыпая в него угли и подкачивая воздух сапогом. Однако самовар никак не разгорался, даже сухие щепки не помогли. Коротко прогорев, они погасли, оставив в помещении запах смолистого дыма и копоти.

Лицо Марии сделалось бурым от натуги, испачканный сажей лоб сплошь покрывали мелкие бисеринки пота. Белая хустка сползла на затылок и грозилась вот-вот упасть и открыть всему свету красивые волнистые волосы Марии, скрепленные на затылке коричневым гребешком.

– Иван, ти ты йдешь?

Стучали всё настойчивее – ту-тук-так! Ту-тук-так!

– Иду, иду… – ответил муж и, надев калоши, вышел в сени. Он ещё долго не мог открыть дверь – то ли дерево от сырости разбухло, то ли крючок никак не выходил из кольца, но он не сразу ответил пришельцу, стоя ещё какое-то время на крыльце.

– Тьфу ты, госпади! Не адарвецца нияк! – ругалась ему вслед Мария. – Што у той газетине пишуть такое, что й чалавека не бачыш зза яе? Чаго не адкрывашь, а, Иван? – крикнула она в сени.

Алеся лежала на печке, на теплых кирпичах, под боком у неё примостился Дым, любимый бабушкин кот. Оба за день намёрзлись и сейчас их дружно сморило в тепле.

Последняя послелетняя красота отходила, уступая место яркой, чудной, пахнущей пряными вкусными запахами осени.