На арфах ангелы играли…

– Тьфу ты, опять смолить взялси! – прикрикнула на него Маша, отбирая пачку сигарет. – Ужасть какая-то. Совсем затравил энтим зельем.

В хлеву замычали коровы.

– Напрвлю-ка свои стопы подале, – важно сказал Василь, смеясь глазами и пряча в кулак сигаретку.

– Чаво-чаво? – замахнулась на него полотенцем Маша. – Больно говорливый стал, смотрю.

– Пойду, что ли, пойло скотине отнесу, – смиренно ответил балагур.

– Цыгарку-то брось, а то в хлев с огнем так и попресси, с тебя станет! – кипятилась Маша.

– Ладно, ладно… Раскомандывалась больно на людях-то. Василь взял ведро с пойлом и пошел в хлев.

– Откуда ноне такой! – крикнула ему вслед Маша. – Не с цепи ли сорвался? Унять тебя некому. Вот ужо сын приедет!

– Вы, я смотрю, свет провели к сараю, – сказала Наталья Васильевна, чтобы отвлечь входившую в азарт Машу от пустых и бессмысленных разборок с мужем.

– А то как же, без света, – охотно откликнулась Маша. – Всю ночь горит. Тут вон у соседей всю скотину на прошлой неделе вывели. Их самих закрыли снаружи на замок, чтоб не вышли, и всё из сарая тютюкнули…

– А милиция что? Милицию вызывали?

– Какая милиция? Ты ещё скажешь! Понаездишься в райцентр на показания, только деньги на дорогу и время потратишь. Автобус-то утром да вечером, днем теперь автобуса в город нетути. А и найдут что, всё равно не отдадут, оставят у себя. И капут! Никому ещё ничего не вернули. Народ милицию не вызывает, только врагов сабе наживать, а толку от них никакого. Да ещё, если не дай бог, раскроют, то и бутылку стребуют за раскрытие. А сворованное всё одно не отдадут, себе оставят – вещдок потому что…

– Плохо дело.

– Да уж ясно – не сладко. И ты в заступницы боле не ходи, не ходи, говорю. За беду чужую имаешься, как за свою, а тебе ж и мстят энти разнесчастныи, чтоб угодить обидчикам. Ты в Москву по осени подалась, а им издеся оставатьси, ну и пошли бомбить, вот дело-то какое. А уж кто кого обидит, тот того и ненавидит. Такая вот мудрость народная.

Наталья Васильевна ничего не ответила, только смотрела на расходившуюся не в меру и не ко времени хозяйку. Расстраиваться каждый раз по поводу раграбленного и разоренного дома ей уже просто надоело. Делала заново ремонт и обзаводилась новой утварью, если тайники оказывались раскрытыми.

Маша понемногу успокоилась и тоже стояла молча, упершись руками в крутые бока.

Наталья Васильевна невольно залюбовалась ею. При такой работе – и такая царская осанка!

Маша заметила её взгляд, улыбнулась.

– У нас много баб хороших и телом, и делом.

– Верно, – согласилась Наталья Васильевна. – Спина у тебя как струнка. И ножка маленькая. Размер тридцать пятый?

– Сейчас тридцать шестой. Полнеть стала нога. Не налазят тридцать пятый. Да у нас бабы все ладные были, потому что вообще раньше не работали! Мужики всё делали и в огороде, и в хлеву. Баба только дома командовала – сварить, детишек присмотреть. Ну, ещё коровку подоить. Всё остальное – мужикова забота. Да теперь вот всё бабы стали делать. Раньше бывало к нам невест ой откудова только не везли! Всем хотелось за наших мужиков замуж – потому что баб наши мужики берегли. Моя мать мне тоже присоветовала сюда замуж выйти. Я ведь не местная. Говорит – иди за берендейского, работать не будешь, век барыней просидишь. А получилось что? Тьфу!

Она жирно сплюнула и потерла землю глубокой калошей.

– У тебя хороший муж, грех жаловаться, – сказала Наталья Васильевна.

– Да я и не жалюсь. А где это малая?

– Она здесь, в хлеву, – отозвался Василь. – Тут у нас корова стельная, вот девчонка и нашла себе дело.

Наталья Васильевна позвала Сонику, та неохотно вышла из хлева, за ней показалась голова лобастого теленка.

– Красавец какой! – не удержалась Наталья Васильевна от похвалы.

– Его Барбарис зовут! – засмеялась Соника. – Барбарис! Как сосальку. Смешное имя, правда?

– Это дед придумал, – улыбнулась Маша. – Иди, Барбарис, спать! Пойду-ка я запру хлев. – Чтой-то ты, страмница, всё головой вертишь? Не насытила что ли брюхо своё бездонное? – снова азартно напустилась она – теперь уже на корову.

– Да и нам пора, спокойной ночи вам, – сказала Наталья Васильевна. – Пойдем, Соника. Не заперто у нас.

– Да сейчас кто войдет? В дому пусто. Деньги с собой чай носите. Шарить начнут по осени. Или по снегу. Чтоб уж точно следов не оставить.

– Так вот почему весь пол сеном из матрацев и мукой засыпан! – засмеялась Наталья Васильевна. – Следы заметали! Вон оно что! Ну, мы пойдём. До свидания.

– Валяй. А то и правда стемнело, хотя постой, я тебе ишо баночку меда дам. Знатный мед, стоялый, крепкий. Возьми, дочка, неси ты уж, – сказала она Сонике, подавая поллитровку меда. – Ты завтре приходи. Дам тебе молока. Только ты вот ещё что имей в виду, – Маша наклонилась к самому уху Натальи Васильевны. – С электриками поостерегись. Особливо Гадалыча в дом не пускай.

– А что такое?