На балу удачи

В перерыве между гастролями в Америке и выступлениями в зале "Олимпия" я успела сняться в фильме "Будущие любовники". Когда режиссер Марсель Блистэн и продюсер Жорж Бюро принесли мне сценарий, написанный Пьером Брассером, я без раздумий подписала контракт.

После чего позвонила Пьеру Брассеру.

- Мой дорогой автор...

- О чем ты болтаешь?

- Ни о чем таком, что могло бы тебя удивить. Вероятно, тебе известно, что такое "Будущие любовники"?

- Неужели уже подписано?

- Да, подписано.

- Ах, черт побери!

Таков уж Пьер Брассер. Он думал обо мне, когда писал свой сценарий, он мобилизовал весь свой талант, все свое творческое горение, понимая, что сценарий мне будет по душе и что я стану гордиться возможностью сняться в этой картине. И все же он был совершенно искренне удивлен, когда узнал о моем согласии!

- У тебя найдется хорошая бутылка вина? Мне надо прийти в себя.

- Надеюсь...

- Тогда я обедаю у тебя. Хорошая бутылка, Эдит, это не шампанское, ты понимаешь?

- Я знаю твой вкус...

В шесть часов утра Пьер еще держал в руках стакан доброго "божоле". Брассер-здоровый, громогласный и увлекающийся человек. В восемь часов я попросила его уйти. Госпожа Брассер буквально засыпала, я тоже готова была капитулировать. Да, этому человеку я и в подметки не годилась.

Что вам сказать о "Будущих любовниках"? В фильме снимались Мишель Оклер, Арман Мистраль, Раймон Суплекс, Мона Гойя. Все мы работали над ним с радостью.

Сейчас, когда я пишу эти строки, он уже смонтирован, но еще не вышел на экран.

Не знаю, что скажет о нем критика. Я больше рассчитываю на зрителя. Для меня важнее его оценка. А поскольку я сделала все, что могла, и была свидетельницей таких же усилий со стороны Мишеля Оклера и Армана Мистраля, повторяю, я спокойна...

Мне интересно работать в кино, и жаль, что я не могу уделить ему больше времени... Я уверена, что смогла бы рассказать людям о тех чувствах и переживаниях, которые скрыты в моей душе. Но для работы в кино времени не хватает. С тех далеких дней, когда я еще выступала на улице Труайон, песня цепко взяла меня в свои руки, и она не скоро меня отпустит,

Не настало ли время немного отвлечься от тысячи и одной мелочи, которые заполняют наше существование, и высказать несколько общих мыслей? Думаю, да! Однако хочется вначале рассказать, при каких обстоятельствах я добилась, что Феликс Мартен был включен на положении "американской звезды" в мою последнюю программу в "Олимпии". До своих гастролей по стране после возвращения из Америки я не была с ним знакома. Когда же Луи Баррье стал расхваливать его, я сказала:

- Мой маленький Лулу, я полагаюсь на тебя... В первый же день по приезде в Тур он внезапно постучался ко мне в артистическую.

- Добрый день, Эдит, разрешите представиться: Феликс Мартен.

Передо мной стоял высокого роста, улыбающийся, ничуть не робкий человек.

Я нашла его очень любезным.

- Добрый день.

- Я счастлив, что выступаю вместе с вами, спасибо.

- Не за что...

И он ушел к себе.

Когда его позвали на сцену, я решила послушать из-за кулис, как он поет. Понравился ли он мне? Пожалуй, нет. Слушала я его и на другой день, и на третий. Мне не нравились его песни, но темпераментное исполнение было по душе.

Однажды я сказала Луи Баррье:

- Ты должен позвонить Кокатриксу, чтобы он включил Мартена в программу.

- Но я думал...

- У нас больше месяца, чтобы заняться им. Я тотчас позвонила Маргерит Монно и Анри Конте, двум своим авторам из старой гвардии, и Мишелю Ривгошу.

- Приходите, надо посоветоваться.

Они приехали на другой день. Это было, кажется, в Труа или Невере.

- Феликс Мартен будет выступать в "Олимпии" в феврале, ему нужны новые песни...

Они приступили к работе. Мы все участвовали в ней. Феликс был не легким, но и не очень трудным учеником. Хотя он подчас упрям, однако неизменно проявляет добрую волю.

Не все критики оценили происшедшие в нем перемены, Зато зритель одобрил наши действия. Впрочем, как вы видели, времени у нас тогда было в обрез...

Те, кто не может понять, что побуждает меня оказывать помощь певцу, добиваться того, чтобы он изменил свой репертуар, те никогда, по-видимому, не знали глубокой радости скульптора, придающего определенную форму куску мрамора, или живописца, населяющего холст своими персонажами. Нет, они никогда не знали этой радости, иначе не задали бы мне такого вопроса. Я люблю творить, и чем труднее задача, тем сильнее мое желание преодолеть все преграды. Какое же это не сравнимое ни с чем наслаждение - учить, отдавать людям свои знания...

XVI

Я приветствую песню. С ней поэты выходят на улицы, сливаются с толпой и становятся ее любимцами.