На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров

С кормежкой в Б.-х. фигово. Напоминает наши «Кресты»[70]. Подают нечто цвета детской непосредственности. Генри интересуется, мол, что это? А Бэримор еще и издевается: «Gruel, sir!». Черта с два – Gruesome, как говорит Баскервиль![71]

В общем, еды здесь нету никакой. Утром дают кашу, в обед кашу и к вечеру тоже кашу, а чтоб чаю или щей, то ни хозяева, ни Бэримор и сами-то их не трескают.

Этот лакей невозмутим, будто бомж после отмены 198-1-й[72]. Как-то вечером на болоте какая-то дрянь завыла. Генри, и так уже весь дерганый из-за ужина, спрашивает: «Что это, Бэримор?» Тот: «Собака Баскервилей, сэр». Потом слышу визг и невозмутимый комментарий: «Это – кошка Баскервилей». Затем что-то шипит. Лакей со своей рожей, постной, как его каша: «Это – гадюка Баскервилей». Сидим дальше. Тишина жуткая. Генри даже стакан боится ко рту поднести, только пальцы стучат: «А что это за ужасная тишина?» «Рыба Баскервилей, сэр». Я так и не понял, при чем здесь рыба?

В общем, чувствую, скоро сэра Лерсона придется на охоту выпускать, как Шарика из Простоквашина, – пусть пользу приносит (если, конечно, всех соседей не сожрет).

Да, что касается соседей. Здесь, говорят, можно общаться всего с двумя-тремя, только боюсь, что инспекция по личному составу за такие связи со службы вышибла бы. Стэплтон – яркий тому пример. В самом Б.-х., кроме дворецкого и его жены никого нет. Но у этой парочки явно какие-то заморочки. Во всяком случае, в первую же ночь тетка рыдала. Я с утречка попытался вразумить Бэримора, а он: «Я, – говорит, – дон'т андэстенд». Не понимаю, дескать. Ну, с этим точно разберусь, если уж не выпущу Лерсона к соседям – пусть по замку ночью погуляет, зубами поклацает.

И все же, возвращаясь к Стэплтону: он, очевидно, мечтает пойти на контакт. Утречком вышел я посмотреть, что в окрестностях делается, – вдруг ботаник навстречу и в гости зазывает. А сам все интересуется: кто я, да откуда, да где мой друг мистер Холмс? Им что, «маляву» сюда по поводу сыщика уже заслали?

Попытался я было договориться со Стэплтоном, чтобы дорогу через болота показал, да куда там! Отвечает, что это очень опасно и потому не в состоянии взять на себя ответственность за мою драгоценную жизнь. И, что интереснее, начинает впаривать мне ужастик про болотную гадюку! Я так думаю, что он может находиться на связи у «девонширских»: если они пытаются Баскервилю «крышу крыть», то им самый резон напугать Генри до смерти, подобные слухи распуская. Ну и полиции в случае чего мозги запудрить, чтобы на гадюку очередную «мокруху» списать.

А то, что Степлтон признал во мне друга нашего сыщика, тоже наводит на размышления – значит, ботаник видел нас вместе где-то. Но это было возможно только в Лондоне. И сие все больше укрепляет мою версию о причастности ботаника к делам Мориарти. В завершение «случайной встречи» я оказался приглашенным в Меррипит-хауз, где живет Степлтон с сестрицей. Надо будет сходить, посмотреть, что к чему…»

Очередной раз улыбнувшись хозяину дома, Дукалис собрался было возвращаться в Баскервиль-холл, но в этот момент со стороны болот раздался душераздирающий вой.

– Это – болотный дьявол! – побледнев, прошептал Степлтон. – Люди говорят, что он так очередную жертву зовет.

«Сейчас посмотрим, что это за дьявол». – Оперативник, нащупав под одеждой пистолет, побежал было в сторону, откуда доносились ужасные звуки, но ботаник проворно ухватил его за одежду.

– Умоляю, не ходите туда! Вам ни за что не выбраться из Гримпенской трясины!

Немного поразмыслив, Дукалис пришел к выводу, что в словах Степлтона есть определенный резон: с разбега плюхнуться в болото – перспектива малоприятная. Поэтому он решил, что обязательно наведается на болота позднее, запасшись хотя бы слегой, а еще лучше – более надежным спутником, хотя бы сэром Генри.

– Вы правы, – Анатолий миролюбиво улыбнулся, – мне не следует рисковать. Лучше пойду-ка я к дому. Всего доброго!..

– Мистер Уотсон, – заволновался Степлтон, – если вы не спешите, то, может, согласитесь навестить Меррипит-хауз? Моя сестра будет очень рада вас видеть…

За неимением срочных дел Дукалис-Уотсон с благодарностью принял любезное приглашение.

* * *

– Вам кофе сделать? – спросила секретарша у понуро сидящего на диване Мартышкина и добавила, понизив голос: – Нормальный?

– Если можно, – рассеянно ответил стажер, прислушиваясь к доносящимся из кабинета Трубецкого крикам.

Генеральный директор «Фагота» вот уже второй час проводил производственное совещание.

К сожалению, тупые подчиненные Трубецкого не понимали, когда с ними обращались нежно и ласково, все старались манкировать своими обязанностями, поэтому в процессе совещаний интеллигентнейший Василий Акакиевич, безмерно страдая от необходимости произносить вслух разные грубости, был вынужден громко называть собиравшихся в его кабинете сотрудников «безмозглыми дамочками» и «ослами», дабы привлечь к своим словам хоть какое-то внимание.