На берегах Альбунея

– И шумящие водопады Сабинских гор, – размышлял он, – и озера, в которые глядится то золотое солнце, то серебряная луна, и стада на необозримо широких лугах, и прохлада тенистых лесов – все на земле так хорошо, что в неведомом мире у богов и мертвецов едва ли оно лучше...

И старику крепко не хотелось идти в этот мир; он желал бы еще провести много, много дней и ночей здесь, в старой альбунейской усадьбе, любимый старшим сыном, внучатами и другой родней, друзьями, то под платаном на этом камне Ларов, сглаженном в течение столетий дождями и телами лежавших людей так ровно, что никакой искусный работник не мог бы превратить его в более удобную скамью для сиденья с изголовьем для лежанья или упора руки, чтобы облокотиться, то в лесу, где в глухих дебрях находится озеро, прозванное «зеркалом Цинтии»[5].

Эта Цинтия – природа, дочь богов, тогда еще не имела ничего общего с Дианой римлян, ни с Артемидой греков, ни с луной. Цинтия времен царя Проки – то же, что и Веста – не богиня, в смысле небесной женщины, а лишь сила Вечной Сущности, хоть ее и называли богиней, – только не огонь, а вода, сила созидающая, разрушающая, греющая, варящая, прохлаждающая, – опоясывающая землю, – Цинтия есть все то, чем земля украшена, опоясана (cincta): леса, горы, озера, реки, – все что стелется по ней лентами или вправлено в нее, как пестрые дорогие финикийские стекла и бусы египетские, о каких латины тогда знали уже не понаслышке, а имели их у себя, хоть и как великую редкость.

ГЛАВА XIIЛесной царь

Жертвенник Цинтии был подле озера. Престарелый Нессо, друг Проки, служил там жрецом; его величали прозвищем «Лесной царь». Этот сановник Лациума отличался от других жрецов тем, что не имел права, как и весталки, никуда уходить из назначенной ему дебри, с тою разницею, что девочки, отбыв свою повинность в должности жриц огня, через 3-4 года возвращались домой на волю, а служитель Цинтии посвящался жертвеннику на всю жизнь в полнейший аскетизм и одиночество.

Его никто не видал, даже самые близкие друзья, потому что со дня своего посвящения Лесной царь был весь, кроме глаз и рук, закутан в шкуры зверей и шерстяную ткань-дерюгу.

Конец жизни престарелого Нессо был близок, но ожидаемая им насильственная кончина не походила на форму смерти его друга: пастуший царь, Прока, должен был умереть без наложения рук на него, помещенный со всевозможными почестями на то самое седалище из камней, на каком он судил дела своего поселка, а Лесной царь был обязан принять смерть от руки своего преемника.

Цинтии приносилась раз в год кровавая, человеческая жертва, но не иначе, как добровольная, – желающий этого сам вызывался приносить ее.

Это был роковой жребий.

В поселках всегда имелись намеченные к тому сильные молодые люди, которых старшины увещевали и готовили с детства на это, как на подвиг.

К таким принадлежал и теперешний жрец.

Это случилось уже давно, – когда еще Прока был юношею. Его друг, по увещанию старцев, пошел с мужчинами племени в лес на праздник Цинтии и там, провозглашением особой формулы вызвал прежнего жреца на бой, убил у жертвенника, и, помазавшись его кровью, сбросил труп его в озеро, куда гляделась луна, точно в зеркало, сама предлагая, наводя на мысль отождествить ее с Цинтией – Дианой, дочерью небесных сил, богов.

К Нессо таким же порядком раз в год являлась толпа мужчин с претендентом на его должность; в ночной тиши при полной луне раздавался вызов на бой, каменные секиры стучали одна об другую, и хрустели кости побежденного под ударами победителя.

Если б латины считали жизнь свою годами, то Нессо знал бы, что больше 50-ти лет он не видел женщин, больше 50-ти человек принесено им в жертву кровожадной Цинтии при свете луны по человеку в год, потому что он был сильнее горного медведя, с какими ему нередко приходилось бороться в своей дебри тоже один на один.

Долго молодые латины отправлялись на бой с Нессо, как на верную смерть, но с течением времени опасность уменьшалась; каждый из назначенных вызывал жреца на бой все с большею надеждой одолеть его, потому что Нессо старился, хоть и не становился еще дряхлым.

Новая одежда и новая секира, подарки племени ежегодно доставались ему, а все прежнее летело с его головы и плеч в пучину озера вслед за трупом вызвавшего.

Когда Прока приходил навещать своего друга в его одиночестве, приводя жертвенное животное, Нессо жарил для него отборные куски, приносил также мед и лесные ягоды. Прока ложился на длинный гладкий камень и ел, вспоминая с другом минувшие времена общей юности, рассказывая новости последних дней, причем вина они почти не пили.

Недавно Прока был у своего друга, в третий или четвертый раз после праздника наступления весны, сообщил ему о решенном племенем его скором погребении и простился навеки.

Они облили друг друга горючими слезами.