На берегах Дуная

— Шесть танков и четыре бронетранспортера подошли к Гардони, — ответил низенький белобрысый майор с пушистыми пшеничными усами, — Нитченко открыл огонь. Один танк подбит, остальные откатились назад.

— Разведка, — проговорил Ворончук, зябко кутаясь в бурку, — вот-вот главные силы подойдут.

— Едва ли осмелятся ночью, — возразил начальник штаба, — с утра ждать нужно.

— Поживем — увидим, — нехотя ответил полковник и властным голосом приказал: — Всех офицеров штаба — в эскадроны. Оставить только дежурного на КП. За ночь отрыть траншею полного профиля. Всех тыловиков на окопные работы, всех до одного.

— Здорово, кубанцы! — раздался позади незнакомый голос.

Ворончук повернулся, широко взмахнул руками и, постукивая ногой о стенку окопа, закричал:

— Крылов! А я и след твой потерял… Всех спрашивал… Не знают… Уволился, слышал… Секретарем райкома где-то…

Ворончук взял Крылова за плечи, отстранился от него и неотрывно смотрел в лицо.

— Постарел, здорово постарел. И волосы белые и морщинки. Только глаза, глаза настоящие.

— А ты вон какой детина вымахал. И не подумаешь.

— Садись, садись, — осматривался Ворончук по сторонам, — сидеть-то, правда, негде, но все равно садись.

Он на приступке окопа расстелил бурку, силой усадил на нее Крылова, а сам на корточках пристроился напротив.

— Ну, рассказывай, как жил-то. Шутка ли, пятнадцать лет не виделись.

— Да, что ж, жил, как все. От вас в Самарканд переехал комиссаром полка, потом в Забайкалье перевели, а в тридцать девятом послали секретарем райкома в Западную Белоруссию. Там и война прихватила. А теперь вот видишь, опять казаковать начал. Только все больше пешочком, на попутных…

— Да я тебе такого коня подберу! Твоему Головорезу не уступит.

— Подожди, подожди, — остановил его Крылов, — куда мой Головорез попал?

— Новый комиссар на нем ездил, а потом устарел, в подсобное хозяйство передали.

— В подсобное хозяйство, — вздохнул Крылов, — воду возить. А какой был конь, какой конь!

— Все стареют, и мы не молодеем, — потупил взгляд Ворончук.

— Так что же ты думаешь: и нас в подсобное хозяйство?

Ворончук пожал плечами, тихо проговорил:

— Что ж, всему свое время.

— Ну, нет уж, браток, — резко встал Крылов, — на подсобное хозяйство я не пойду. Воевать, пока жив: на войне — с противником, в мирное время — на работе.

— Конечно, — согласился Ворончук, — умереть в строю почетно. Да подожди, — вдруг спохватился он, — ты же голодный, наверно. Давай-ка перекусим маленько, по чарочке пропустим.

— Нет, нет, — остановил его Крылов, — не время. Я к тебе не в гости приехал, а по делу. Вот отстоим Будапешт, тогда.

— А ты, собственно, с какой задачей ко мне?

— Я инструктор политотдела армии и приехал помогать тебе в организации партийно-политической работы.

— Ну, у меня все в порядке. В каждом эскадроне партийная и комсомольская организации. Народ у меня опытный. Будь спокоен, гитлеровцы в Будапешт не пройдут.

— Слушай, Алеша, — остановил Ворончука Крылов, — все это замечательно: и организации и люди, все правильно. Только ты не забудь одной особенности момента. Бои-то идут на завершающем этапе войны. Зверь ранен, но еще не добит. Отсюда и ожесточенность боев. Ты знаешь, что Гитлер перед этим вот самым наступлением приказал русских в плен не брать. И это не просто слова. Они уже растерзали не один десяток наших воинов. И еще: опыт последних боев показал, что гитлеровцы многому у нас научились. Они в основном перешли к ночным действиям. А это лишает нас главной ударной силы — артиллерии. В темноте артиллерия бьет вслепую, только в упор. А немцы наступают крупными массами танков, мнут нашу оборону и с рассветом развивают успех.

— Да, — растягивая слова, проговорил Ворончук, — это, конечно, меняет положение.

— А поэтому, — продолжал Крылов, — самоуспокоенность сейчас равноценна трусости. Всех людей поднять нужно, всех организовать и быть готовым к самому тяжелому бою. И в окружении драться придется, и под танками посидеть, и в рукопашной схватиться.

Наступила звездная зимняя ночь. Аксенов снова пошел в эскадроны, а Крылов — к заместителю Ворончука по политической части. Казаки молча рыли землю. Запах конского пота разносился в воздухе. Позади окопов переднего края вставали на огневые позиции пушки, танки, самоходные орудия. С берега Дуная доносились звуки боя. Видимо, там противник уже подошел к казачьей обороне. Не успел Аксенов обойти два эскадрона, как его догнал высокий казак.

— Товарищ гвардии майор, вас просит командир полка.

Ворончук сидел в наспех оборудованной землянке. Это был простой окоп, сверху прикрытый накатом бревен и слоем земли. Вход в землянку закрывала плащ-палатка. На столике в углу желтел кожаный чехол полевого телефона. Полковник разговаривал по телефону.

— Нет, товарищ семнадцатый, выстоим, обязательно выстоим, — басил он, кивая майору на опрокинутый ящик. — Да, Нитченко уж стукнулся… Ничего… Потерь нет… Подбили один… Сейчас спокойно… Да… Все бросил на окопные работы. Часа через три первая траншея будет готова… Да… Да… Будьте здоровы, товарищ семнадцатый…

Полковник положил трубку.