Настя встала из-за стола, подошла к Аксенову, долго смотрела ему в лицо и тихо, растягивая слова, проговорила:
— Это предлагаешь мне ты? Меня никто не заставлял в армию итти, никто не принуждал. Я два месяца упрашивала военкома, три месяца училась стрелять, ночи не спала, зубря баллистику.
Аксенов слушал ее возмущенный голос и чувствовал, как им овладевает такое же волнение, которое он испытывал в молдавском саду, когда увидел Бахарева и Настю вдвоем и услышал ее веселый смех. Он пытался пересилить себя, успокоиться, но это воспоминание о Молдавии еще сильнее взволновало его.
Над головой вздрогнула земля, лампа мигнула, и длинные тени заплясали по стенам землянки. Тоня бросилась к двери, но Настя остановила ее:
— Обстрел начинается, куда ты?
— Мне пора, — взглянул Аксенов на часы, вставая из-за столика.
— Как? Уже? — вскрикнула Настя.
— Я забежал на минутку. Некогда, понимаешь, служба…
— Ну что ж, иди, — устало проговорила Настя, и по ее голосу и Тоня и Аксенов поняли, что Настя с трудом сдерживает слезы.
— И вообще немного осталось этой беспокойной фронтовой жизни, — вздохнул всей грудью Аксенов, — закончится все, скоро закончится.
Он, едва коснувшись плеч руками, обнял Настю, нехотя повернулся и поспешно вышел из землянки. Настя молча подошла к столу, закрыла бутылку с остатками вина и равнодушно проговорила:
— Дядя Степа зайдет, отдай ему.
Через минуту она подошла к Тоне, взяла ее за руку и грустно улыбнулась:
— Дуры мы какие-то. Кажется, и нет причин, а плакать хочется.
Никогда еще Аксенова не охватывала такая досада и злость на самого себя. И зачем только он поехал сюда, в роту Бахарева, где неизбежно он должен был встретиться не только с Настей, но и с самим Бахаревым? Проверить разминирование и сделать все, что требовалось, мог бы любой офицер. Но генерал Воронков послал именно его. Да и сам он мог бы поступить совсем не так. Что стоило, как обычно делал и он и штабные офицеры, зайти в штаб полка, взять одного из полковых офицеров и вместе с ним пойти в роту Бахарева. Тогда можно было бы и встречи с Настей избежать и с Бахаревым говорить только официально.
Думая так, Аксенов ощупью пробирался по узкому и скользкому ходу сообщения, то и дело натыкаясь на углы и выступы замерзшей, холодной земли.
Глаза понемногу привыкли к темноте. Четче обозначались раньше почти незаметные насыпи брустверов. Все вокруг казалось сплошной равниной. На земле не было заметно ни одного движения. В вышине, то замирая на мгновение, то вновь усиливаясь, неторопливо потрескивали моторы ночных бомбардировщиков. Издали доносились приглушенные взрывы.
Эта обычная для войны обстановка не успокаивала Аксенова. Уж лучше б настоящий бой с воем и скрежетом снарядов, со свистом и взвизгиванием пуль, где можно забыть все неприятное и думать только о деле.
— Стой, кто идет? — прервал мысли Аксенова тихий окрик.
— Майор Аксенов.
— Пропуск?
— Затвор… Где командир роты? — спросил Аксенов.
— Тут вот, рядом, в землянке.
Аксенов рассмотрел высокого солдата с автоматом на груди. Он шагнул навстречу и простуженным голосом предложил:
— Пойдемте, провожу.
На голову выше Аксенова, он уверенно шагал по скользкой земле.
— А темнота-то — хоть глаз коли, — добродушно говорил он, изредка покашливая, — и морозить вроде начинает. Вот сюда, тут дверь.
Аксенов поблагодарил провожатого и, нащупывая руками стены и ногами ступеньки, полез в узкий проход. Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Рука машинально нащупала ручку двери. Аксенов потянул ее на себя и остановился на пороге землянки.
— Быстрее закрывайте, — раздался чей-то знакомый голос. — Аксенов? Давно здесь?
— Только прибыл, — проговорил Аксенов, все еще не видя, с кем разговаривает.
— Мне сказали в штабе, что ты где-то здесь ходишь, — протянул ему руку полковник Чижов.
Он в наглухо застегнутом кожаном пальто сидел напротив молодого сухощавого капитана, в котором Аксенов узнал Бахарева.
— Ну, садись, рассказывай, зачем приехал. Познакомься, это вот командир роты капитан Бахарев. Старый ветеран моей дивизии, от Сталинграда шагает.
Бахарев неторопливо встал, как показалось Аксенову, с хитрецой улыбнулся и едва приметно кивнул головой. Стараясь не встретиться с ним взглядом, Аксенов присел к столу и, тихо, но отчетливо произнося слова, заговорил:
— Командующий приказал проверить разминирование и занятие исходного положения для наступления. К вам заходил, но вас не было.
— Я вторые сутки дома не был, — склонив седеющую голову, ответил полковник и скороговоркой спросил: — Что нового в верхах-то?
— Особенного ничего. Крупное наступление начинаем. Как и всегда — спешка, волнения, суматоха. Если б в сутках было часов по шестьдесят, и то времени не хватило бы.
Чижов улыбнулся, зная, что о замыслах командования из Аксенова не вытянешь ни слова.