На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

— Я заявляю, что все это ложь! И если даже найдутся подтверждающие это обвинение свидетели, то они будут лгать, а если представят квитанции, то непременно подложные.

— Понятно, раз мы находимся на очной ставке с главным мастером по части лжи и подделок! — закричал Шитаб-Рой. — И если ему поверят губернатор и члены совета, то я готов проклясть каждую каплю крови, которую пролил в борьбе за Англию, и прибавлю, что компания недостойна, чтобы честные люди были ее друзьями.

— Свидетели будут выслушаны, а документы подвергнуты исследованию, — сказал Гастингс. — Обвинение тотчас же будет передано вам, благородный визирь, чтобы вы могли рассмотреть каждый пункт его в отдельности и защищаться. Но одна возможность подобных обвинений, подтверждаемых свидетелями и документами, против первых слуг набоба, показывает, что организация до сих пор существовавшего в Бенгалии правления неправильна и подлежит реформе. Поэтому я, — продолжал он, возвысив голос, — в силу своего положения и данных мне полномочий объявляю пост визиря при набобе упраздненным. Отныне компания берет на себя непосредственное управление внутренними делами Бенгалии, и управление это будет помещаться в правительственном дворце здесь, в Калькутте.

Члены совета переглянулись в крайнем изумлении, они едва верили ушам своим. Такой смелый, решительный шаг против местной власти, который только что позволил себе Гастингс и о котором заявил в простых, коротких словах, как о деле совсем уже решенном, никто не считал возможным. Риза-хан мрачно вперил глаза в пространство. У Нункомара задрожали руки, лицо его побледнело больше прежнего, ресницы опустились на глаза еще ниже, но губы все еще продолжали улыбаться.

— Это измена! — воскликнул Шитаб-Рой. — Это противоречит всем соглашениям, которые нами честно соблюдались.

— Вам бы следовало благодарить меня, храбрый Шитаб-Рой, — сказал Гастингс. — Если бы организация правления была пересмотрена ранее, то обвинения вроде тех, которые нам приходится здесь подвергать расследованию, наверное, не поступали бы ко мне.

Затем Гастингс также спокойно и также холодно, как прежде, продолжал:

— Ввиду того что от набоба отнимают тяготы правления, он более не будет нуждаться в ежегодной субсидии в триста двадцать тысяч фунтов, которую ему прежде выдавали… Я уменьшаю эту сумму на половину. Для нужд его придворного штата будет назначен казначей, а до совершеннолетия я передаю опеку над княжеским младенцем в руки его матери бегум Мунни.

Шитаб-Рой язвительно засмеялся, Нункомар же так низко опустил голову, что выражение его лица совершенно укрылось от наблюдений. Советники начали шептаться, а мистер Барвель, как бы желая остановить Гастингса, дотронулся рукою до его плеча. Но прежде, нежели Барвель успел вымолвить слово, тот уже продолжал:

— Мы ежегодно платили Великому Моголу триста тысяч фунтов за передачу нам права на сбор податей в Бенгалии, но провинции Кору и Аллахабад мы отдали для его личного управления и обложения налогами. Отныне соглашение это недействительно. Так как мы теперь сами несем все тяготы по правлению за набоба, то решили совсем уничтожить ежегодную уплату в триста тысяч фунтов, а в то же время кампания берет обратно провинции Кору и Аллахабад для личного управления. Письмо, извещающее Великого Могола об этой перемене, уже находится на пути в Дели.

Мистер Барвель с испугом схватил Гастингса за руку. Некоторые члены совета даже задрожали при сообщении о таком поразительном повороте дела, показавшемся им опасным, так как уничтожался даже самый вид зависимости от Великого Могола, верховного властителя всей Индии. Оба магометанина сидели мрачные и безмолвные. Нункомар встал и, не поднимая глаз, спокойно, почти любезно, сказал:

— Я позволил бы себе заметить его милости господину губернатору, что такие резкие перемены в настоящее время и при настоящем положении дел легко могут вызвать разлад со двором в Дели, о котором должны пожалеть все истинные друзья Англии и компании.

— Не думаю, — возразил Гастингс коротко и холодно. — Дело решено, а двор в Дели смирится, в этом я убежден, так как Могол слишком умен, — прибавил он с заметной иронией, — чтобы не понять: его верховная власть над Бенгалией уже не основана на его действительном могуществе. Теперь мне остается только, — прибавил он, чтобы сразу прекратить все споры, — назначить казначея для придворного штата набоба, и я избираю Гурдаса, сына магараджи Нункомара. Сегодня он получит предписание тотчас же отправиться, чтобы вступить в должность.

Лицо Нункомара приняло землистый оттенок, в глазах сверкал яростный гнев, руки судорожно сжались в кулаки, с дрожащих губ вырвалось шипение.

— Змея обманулась в добыче, — воскликнул Шитаб-Рой с едкой насмешкой, — яд вылился на нее.

Волнение Нункомара сразу исчезло, как по волшебству. Он снова улыбнулся, грозно сверкавшие глаза скрылись за густыми ресницами. Он встал и, низко поклонившись губернатору, сказал: