На берегах Горыни и Случи

Молниеносно перезарядив винтовку, я выстрелил в полицейского, пробегавшего коридорчиком.

— За мной, Ростислав! — увлёк я брата.

Прыгнув вниз, я схватил наган Кравчука и открыл из него огонь. Полицейские залегли.

Я выпрыгнул в окно и тут же припал к земле. Вслед за мной прыгнул брат. Каратели наседали. Отстреливаясь от них, мы отползали к поросли. Вражеские пули свистели над головой.

— Кончаются патроны! — испугался Ростислав.

— Стреляй с расчётом! До кустов уже недалеко! — подбодрил я брата.

Разгадав наш замысел, полицейские стали отсекать нас от кустов. И кто знает, чем бы кончилась эта схватка, если бы Жорж не подоспел с пулемётом. Отец и Владимир били по врагу из винтовок!

По моей щеке сбежала слеза, и я не стыдился её, потому что испытывал священное чувство братства, убедился в великой силе преданности и самопожертвования наших спасителей.

Итак, мы снова вместе!

Каратели отступили и скрылись за кустарниками, оставив убитых.

— Ну что, дети, попались в ловушку? — посмеивался отец после боя. — А я ведь предупреждал: разведайте местность получше.

— Мы все предусмотрели, но они нас перехитрили, — наперебой оправдывались мы. — Вот наши трофеи: винтовка и пистолет.

— Молодцы! — похвалил отец. — Может, добьём подлецов? Устроим засаду на Жерновской дороге?

— Правильно! — согласились все.

— Тогда — бегом! — отец первым устремился к кустам.

На опушке залегли цепью. День угасал, а полицейские не показывались. Но вот по дороге протарахтела пароконная телега, покрытая одеялом. За ней следовал староста села и дочь кулака из Гачана, видимо, любовница убитого полицейского.

— Этих не трогать! — предостерёг отец. — Вслед за ними пойдут шуцманы, вот и ударим.

Но полицейские не появлялись. Позднее мы узнали: после того как пулемёт Жоржа рассеял их, они в панике разбежались и ночью поодиночке пробирались в Межиричи. Вот почему мы не дождались их.

Среди населения быстро распространился слух о стычке партизан с карателями. Называли большое количество убитых полицейских, говорили о «крупном партизанском отряде», даже не подозревая, что он состоял всего лишь из четырёх человек. Один уверял, будто он сам видел партизанские пушки и бронемашины.

— Ох, и силища! — качал головой. Крестьяне ликовали:

— По заслугам получили лакеи, шкуры продажные!…

После боя семья Никифора Янчука покинула родной хутор и переселилась к нам в землянку.

ДОПРОС

Однажды, присев у костра поближе к отцу, Никифор Яковлевич спросил:

— Как нам быть дальше, Владимир Степанович? У Саши здоровье сдаёт, болит нога, ходит он с трудом, да и женщинам не легко. Мы только вас сковываем.

— Куда же вы денетесь? — не сразу уловил отец смысл вопроса.

— Перейдём к родственникам. Вам развяжем руки и ребёнка спасём.

Решение Янчука в той обстановке было разумным. Но меня огорчало то, что должна уйти Тамара. И я просил её остаться с нами.

Девушка посмотрела на отца и мать, увидела на их лицах растерянность и своим ответом успокоила родителей:

— Каково им будет без меня?… Пойду. Вот когда устроимся на новом месте, может, вернусь.

Больше я не настаивал. Весь вечер мы провели с Тамарой наедине, мечтая о будущем… Кончится война, пойдём учиться, будем работать… Какая заманчивая перспектива вставала перед нами!…

Глубокой ночью сердечно прощались две семьи.

— Оружие можно взять с собой? — спросил Никифор Яковлевич.

— Сам об этом подумал, — отозвался отец. — Обе винтовки ваши, а вот ещё револьвер и патроны.

Жорж и я проводили Янчуков до хутора Каменки и там простились.

— Коля! — позвала меня Тамара.

Я подошёл. Мы стояли друг против друга.

— Мне тяжело будет без тебя, — сквозь слёзы вымолвила Тамара. — Кругом враги, а мы одинокие… Но я верю, Коля, разлучаемся ненадолго… Будь счастлив! Уже светает…

Девушка догнала родителей и, оглянувшись, помахала косынкой. Когда её стройная фигурка скрылась за поворотом, я вернулся к ожидавшему меня брату. Шли молча. Жорж без слов понимал моё состояние…

Гортат, с которым мы через день связались, сообщил о сосредоточении войск в Межиричах.

На велосипеде я поехал к возвышенности, с которой можно было рассмотреть местность.

По двум дорогам — на Невирково и Людвиполь — двигались автомашины, пушки, мотоциклисты.

Рассказав об этом отцу, я предположил:

— Наверное, готовятся к облаве.

— Ничего, успеем уйти, — успокоил отец.

На рассвете нам стало известно, что в нескольких километрах от леса гитлеровцы устанавливают артиллерию, налаживают полевую связь. Они окружали Межиричский, Казённый, Невирковский и Липенский лесные массивы.

Сквозь заросли к нам пробрался младший брат Василий. Он сказал, что в Буде обосновался штаб фашистского гарнизона. Гитлеровцы окружили дом и схватили маму, Володю и Катю.

— Их повели в штаб, — дрожащим голосом говорил Вася, — а я убежал.

Побледневший отец заметался по полянке. Настроение у всех испортилось. Как же теперь? Мучали догадки: что сделают с мамой, с детьми? Неужели их, — даже страшно подумать, — расстреляют?