— Мириам, дитя мое, — закричала г-жа Розенбаум по направлению к одному из окон четвертого этажа, — Мириам, дитя мое, что случилось с твоим отцом? Куда он побежал так стремительно?
В окне показалось худое бледное лицо, окаймленное черными как смоль волосами; мягкий девичий голос отозвался:
— Он узнал скверную новость. Один из его друзей умер.
— Кто-нибудь из родственников?
— Нет.
— Ну, тогда это не так уж худо, — успокоилась г-жа Розенбаум и повернулась опять к своей соседке.
А Самуил Каценштейн бежал, бежал, как если бы за ним гнались сотни полицейских с дубинками.
Домой он вернулся в хорошем настроении, после удачного дня. Расположившись в кресле, он развернул еврейскую газету и начал не спеша читать… На последней странице он прочел сообщение об убийстве Джона Роулея, и дикое бешенство овладело им.
— Ни одного справедливого человека они не терпят в свой среде, — обратился он к своей дочери Мириам. — Справедливый человек должен умереть, чтобы не мешать их преступлениям.
Глаза Мириам наполнились слезами.
— Бедная невеста его, художница, о которой он тебе говорил, — тихо сказала она.
Самуил Каценштейн продолжал не отрываясь смотреть на газету. Он автоматически повторил последние слова сообщения:
«Полиции еще не удалось напасть на след убийцы».
— Она вовсе и не желает найти его, — заявил он. — Она постарается дать ему возможность скрыться. Но я этому помешаю. Я найду убийцу, и отомщу за единственного справедливого человека, которого я встретил в этой проклятой стране.
— Может быть, его невеста поможет тебе в этом, — заметила Мириам.
Старик вскочил со своего места.
— Умное ты дитя, золотое ты у меня дитя. Я к ней пойду, и сейчас же.
С этими словами он поспешил из комнаты.
Адрес Грэйс ему дал еще Джон Роулей, и он скоро отыскал ее маленькую виллу. Но тут он наткнулся на непредвиденное препятствие. Служитель не хотел впускать его:
— Г-жа Мэтерс никого не желает видеть.
— Я должен говорить с ней, — настаивал Самуил Каценштейн. — У меня очень важное дело к ней.
— Мне приказано никого не впускать.
В эту минуту в дверях появилась Мэри. Старый разносчик инстинктивно почувствовал в ней союзника. Он обратился к ней:
— Я должен видеть г-жу Мэтерс. По делу… об убийстве.
Подумав, Мэри сказала:
— Я посмотрю, может быть, мне удастся уговорить г-жу Мэтерс принять вас. Было бы очень хорошо, если бы удалось хоть немного рассеять эту бедную женщину. С самого утра она лежит неподвижно в темной комнате и за весь день не проронила ни одного слова. Я боюсь за ее рассудок.
Она повернулась к двери.
— Передайте ей, что я тот разносчик, за которого Роулей однажды заступился, и что…
Но Мэри уже скрылась.
Через некоторое время она вернулась.
— Войдите, г-жа Мэтерс хочет вас видеть. Я проведу вас в ателье. Она сейчас выйдет.
Проводив его по лестнице наверх, она отворила дверь, жестом пригласив его в комнату. Самуил Каценштейн вошел, но тотчас же испуганно попятился назад: перед ним на полотне стоял во весь рост убитый. Старый разносчик робко подошел и стал всматриваться в энергичные, милые черты знакомого лица, с сожалением покачивая головой.
Дверь тихо отворилась, и бесшумно, как тень, в ателье проскользнула молодая женщина.
Самуил Каценштейн повернулся к ней. На ее бледном лице и на всей ее сгорбленной фигуре лежала печать такой беспомощности и растерянности, что старый разносчик, забыв всякую робость и недоверие, которое он всегда испытывал к незнакомым, приблизился к ней с протянутой рукой и, обращаясь к ней, как к дочери, произнес сочувственным голосом:
— Бедное дитя мое!
Грейс потянулась к этой чужой руке и ухватилась за нее, как утопающий. Этот маленький, некрасивый седой человек знал его, любил его, питает к нему чувство благодарности. Она внезапно почувствовала что-то близкое к этому человеку, которого она видит впервые. И когда она посмотрела в изможденное страданиями лицо старика, она смогла заплакать, смогла, наконец, излить свою боль в слезах. С рыданием она упала на диван.
Самуил Каценштейн стоял некоторое время молча; он вновь подошел к портрету, устремив свой взгляд на хорошо знакомые черты покойного. Затем он приблизился к дивану, положил руку на плечо плачущей и сказал мягко:
— Плакать бесполезно, дитя мое. У нас теперь одна цель: мы должны отомстить за него.
Она подняла на него глаза. Ее нежное лицо сразу приняло выражение твердой решимости.
— Да, мы должны отомстить за него. О, если бы убийца попался в мои руки…
Она замолчала.
— Мы найдем его. Но нам не следует забывать, что от полиции в этом деле большой помощи ожидать не приходится. У Роулея были очень могущественные враги, располагающие деньгами и властью… Мы должны разыскать убийцу, надеясь только на себя.
— Вы мне поможете в этом? — обратилась к нему Грэйс просящим голосом.
— Я не успокоюсь до тех пор, пока он не будет отомщен.
Грэйс вскочила с дивана и начала в волнении ходить по комнате.
— Я потеряла целый день. За это время убийца мог скрыться. Мы должны немедленно начать действовать. — Она замолчала и остановилась перед стариком. — Но с чего начать?
Он усадил ее на диван.