Наши артиллерийские наблюдатели, что сидели в крепости, припали к своим перископам и заносят на карты систему немецких огневых точек, расположенных вдоль берега, потому что все они ведут огонь по буксиру, все себя обнаружили!
А буксир подошел к немцам, повернулся носом по течению и тихонько пошел себе вдоль берега. И пройдя еще немного, опять сел на мель и тут уж окончательно затонул. Честь ему и слава!..
Костя как-то по-новому разглядывает суденышко. Потом он говорит:
— Дядя Сережа, а знаете, что самое интересное в вашем рассказе? Самое интересное, что этот буксир даже без команды сделал свое дело!
— Это, конечно, интересно, — соглашаюсь я с Костей. — И если бы я был писателем, а не просто военным, я, наверно, на этом и закончил бы свой рассказ.
— А разве было что-нибудь еще?
— Было… Было вот что: когда буксир уже горел, когда вокруг него рвались снаряды, один матрос из его команды, по фамилии Филатов, дважды на шлюпке подходил к нему от острова, взбирался на горящее судно, под огнем сгружал в шлюпку хлеб и отвозил его в крепость. Мне кажется, что с таким концом рассказ тоже не теряет интереса. Тем более, что так было на самом деле…
И Костя со мной согласился.
МЗП
Как было условлено, я зашел за Костей еще затемно и, боясь разбудить Костину маму, тихонько постучал в третье окно слева.
Под этим окном на раскладушке спал мой приятель.
Спал он чутко, потому что сразу же прижалось к запотевшему стеклу его встревоженное лицо. Вихры стояли торчком, а нос, приплюснутый стеклом, напоминал поросячий пятачок…
Потом в комнате загорелся свет, через минуту опять погас, а вскоре Костя уже стоял на крыльце, поеживаясь и переступая босыми ногами.
— Пошли? — спросил он заспанным, зябким голосом.
— Пошли!
И мы зашагали с ним по спящему городку. Костя нес ведро, а я — бредень.
Был тот неопределенный час, когда ночь — еще ночь, и звезды еще мерцают, но по легкому холодному ветерку, по плеску речных волн, по хлопанью петушиных крыльев и коровьему чавканью в бревенчатом хлеве уже угадывается приближающийся рассвет.
Сырая тропинка вывела нас к берегу, и мы пошли вдоль Невы, вниз по течению. То и дело приходилось нам перепрыгивать через глубокие расщелины старых траншей, огибать воронки, наполненные маслянистой водой, а один раз Костя все-таки растянулся… Он шлепнулся, казалось бы, на совершенно гладком месте.
— МЗП! — сказал я Косте.
— Что?
— МЗП. «Мало-заметное-препятствие». По-другому это называется «Спираль Бруно».
И я поднял с травы и показал Косте маленький моток тонкой проволочки, в котором запутались его ноги.
— Это свинство — разбрасывать такие штуки! — проворчал Костя, потирая ушибленное колено.
— В мирное время они, конечно, ни к чему. А вот на войне эти спиральки себя оправдали. Однажды целая рота немцев кувыркалась на поляне перед нашими траншеями, и все из-за этих коварных штучек. В траве их не видно. Вытащит немец ногу из такого моточка, ступит шаг и опять — носом в землю! Пока одну ногу освобождал, другая уже запуталась.
Мы идем дальше. Костя внимательно смотрит себе под ноги.
— Дядя Сережа, вам тяжело? Дайте я понесу бредень.
— Или вот бредень, — что такое бредень? Простая веревочная сетка. А ведь и она была у нас на вооружении. Люди уже и танк-амфибию изобрели, и «катюшу» в ход пустили, а в то же время древнейшие виды оружия остаются в силе: и сабля у кавалериста, и нож у разведчика, и приклад винтовки у пехотинца… Что такое приклад? Ведь это же просто-напросто дубина…
— Это верно, — соглашается Костя, — только бредень никогда не был оружием.
— Ты так думаешь? А известно ли тебе, что во времена Римской империи, когда в цирках боролись гладиаторы…
— Ой, дядя Сережа, я об этом читал, только сейчас позабыл!.. Один гладиатор идет с мечом, а другой на него с сеткой. Накинет сетку, потянет, — противник и барахтается, как щука в бредне!..
— Так вот знай, что сетка до сих пор не потеряла на войне своего значения. Во-первых, есть маскировочные сетки. Во-вторых, есть сети воздушного заграждения, в-третьих…
— В-третьих — я знаю! Это если перегородить металлической сеткой вход в стоянку кораблей. Тогда подводная лодка врага не сможет туда проникнуть!
— Тоже правильно, только я не об этом хотел сказать. Я хотел сказать, что, в-третьих, простая веревочная сеть послужила нам однажды почти как римским гладиаторам: мы поймали в нее фрица!
— В рукопашном бою?