На берегах Невы

«Агитация большевиков за восстание против правительства проводится с огромным размахом на всех крупных заводах. За последние несколько дней небывалое количество дезертиров прибыло в город. Варшавский вокзал был забит подозрительного вида солдатами с бегающими глазами. В предместьях была та же гнетущая картина, а также толпы пьяных матросов вдоль Обводного канала. Начальник полиции Нарвского района сообщал, что большая банда пьяных матросов, агитирующих за коммунистов, появилась в районе».

23 октября Военно-Революционный Комитет Петроградского Совета, организованный Троцким и располагающийся в Смольном институте, разослал телеграммы во все полки, что теперь они выполняют приказания Военно-Революционного Комитета, а не военного командования. Это действие пробудило правительство от спячки. В тот же день собралось заседание Кабинета Министров под председательством заместителя Керенского Коновалова. Керенский тоже присутствовал. Все пришли к выводу, что действия коммунистов являются беззаконными и преступными. Полковник Полковников получил нагоняй, и было выдвинуто предложение заменить его. Ему же было приказано явиться на вечернее заседание правительства. Его доклад не внушал оптимизма: он обрисовал мрачную картину мятежа в действии, доложив, что коммунистами захвачен арсенал.

Коновалов предложил немедленно арестовать членов Военно-Революционного Комитета. Керенский вместо этого говорил, что «Надо подождать ещё». Он предложил Генеральному Прокурору Малиантовичу завести уголовное дело против коммунистов.

24 октября Совет рабочих и крестьянских депутатов издал прокламацию, которая была открытым призывом к мятежу против правительства. Солдатам и всему населению в целом предписывалось выполнять приказы только Военно-Революционного Комитета, возглавляемого Троцким. Это был акт гражданской войны, объявленной коммунистами. В тот же день Керенский сделал речь перед Государственным Совещанием, она оказалась его последней речью:

«Несмотря на все наши обсуждения с представителями Военно-Революционного Комитета, мы не получили определённого ответа от них, который бы говорил, что они отменили все свои декреты неподчинения правительству. Таким образом, они являются преступниками».

Сидя на галерее Мариинского дворца, я был ошарашен глупостью этого заявления. Его ум юридического человека, казалось, останавливался только на юридической стороне дела. Он, вроде, как удовлетворился провозгласить, что преступная и уголовная деятельность коммунистов теперь вне всякого сомнения. Не удивительно, что из аудитории от участников конференции слышалось: «Как наивно…», «Как абсурдно…!».

— «Я потребовал, чтобы правовые меры были предприняты и были проведены соответствующие аресты, — сказал Керенский и с эмоциональным подъёмом продолжал, — Наше правительство может быть обвинено в слабости и огромном терпении, но ни один не имеет права сказать, что наше правительство за всё это время, когда я был его главой, когда-нибудь обращалось к резким мерам, если не было угрозы существования самой нашей республике…. Я обращаюсь к тем членам Государственного Совещания, которые обвиняли наше правительство в неспособности и бездеятельности».

Возгласы с места: «Полнейшее бездействие…», «Игнорирование!».

«Я напомнил им, что наш демократический режим, режим свободы, должен быть полностью свободен от подозрений в репрессивном и жестоком подходе».