На берегах Невы

И он объяснил, что на чердаке есть дверь на крышу. Он нашёл её и выломал замок.

— И что? Куда вы попадёте с крыши? — спросил скептически Флеккель.

— На восточной стороне дворца есть задняя лестница, ведущая к подземным коммуникациям. Оттуда мы можем проникнуть в Эрмитаж, — сказал Демидов.

— Ну и что, что мы доберёмся до подземных коммуникаций, большевики наверняка уже там, — не унимался Флеккель.

— Надо пробовать, у нас нет другого выхода.

По одному девушки покинули спальню царицы, за ними последовали несколько курсантов Павловской офицерской школы, замыкали я и Флеккель. Мы быстро выбрались на крышу и медленно и тихо, то и дело спотыкаясь, передвигались к восточной стороне дворца. Мы достигли конца и спустились по лестнице, а затем в полнейшей темноте, по туннелю, прорытому ещё во время Екатерины Великой, мы пробрались в Эрмитаж. Вёл нас Демидов, позднее я узнал, что он был частым посетителем этой сокровищницы искусств. «Мы здесь будем в безопасности, — прошептал он. — Это Египетская комната. Сюда редко кто заходит». Он запер дверь и с облегчением в голосе добавил: «Мы должны здесь отсидеться, поэтому расслабьтесь и постарайтесь отдохнуть».

Мы расположились на полу, рядом с неподвижными фигурами египетских принцесс. Мы старались заснуть. Кто-то громко зевнул и сказал:

— Какая слава сражаться за демократию!

— По крайней мере мы сегодня в такой интересной компании, — ответил кто-то из девушек.

— Тихо! — потребовал Демидов.

Было солнечное и яркое утро. Все ещё спали, ворочаясь и храпя, только Демидов уже сидел в удобном кресле, читая книгу по Египетскому искусству. «Интересное чтиво», — сказал он, но я не был в настроении обсуждать египетское искусство.

Скоро он вышел, заперев нас внутри. Через два часа он возвратился, принеся бутерброды и кофе.

«Всё под контролем, — провозгласил он. — Эрмитаж свободен от недружественных элементов. Большевики ушли из него. Они оккупировали Зимний дворец».

И он сказал, что нам лучше оставаться тут еще, по крайней мере, часов десять, а затем с наступлением темноты постараться выскользнуть на свободу. Он предложил прочесть лекцию о египетском искусстве. Его предложение было встречено холодным отказом. Время тянулось ужасающе медленно, кто-то иногда переговаривался друг с другом. Я стоял с Демидовым у окна открывающегося на Неву. Мы молчали, охваченные одним и тем же чувством. Наша Россия, Россия идеализма, Россия мучительно ищущих душ, Россия страстной любви была потеряна навсегда.

В семь вечера пришли две женщины, принеся гражданские платья для девушек. Они сказали нам, что Зимний дворец сдался рано утром; и что девятнадцать членов правительства и другие высокопоставленные чиновники были арестованы Антоновым, комиссаром Военно-революционного комитета, и их посадили в Петропавловскую крепость, что было сделано с остальными защитниками Зимнего Дворца было неизвестно, и скорее всего с ними произошло самое худшее из того, что могло случиться. Они рассказали также, что сформировано новое правительство, состоящее из большевиков и представителей левых партий.

Мы покинули зал, одна из женщин провела нас в подвал, через который мы добрались до Летнего сада и достигли свободы. Свободы? В два кратких дня Петербург, цитадель демократии, превратился в мрачные и ужасные застенки.

Жизнь как обычно

Я был разбужен ранним звонком в дверь. Почтальон отдал мне почту. Изумлённый, я спросил его: «Что, почта сегодня работает?».

Было утро 26 октября 1917 года. Почтальон, которого я знал ещё со школьных лет, широко улыбнулся:

— Конечно работает, а почему нет?

— А что в городе нет переворота?

— А, это.… Вообще-то есть.

— Новое правительство?

— Да, говорят, Керенский бежал, — прошептал он мне на ухо, как будто это был большой секрет.

— И кто победил? — выпытывал я.

— Ленин и Троцкий с товарищами.

— Что ты думаешь об этой перемене?

Он почесал свою голову и с робкой улыбкой ответил:

— Лучше… хуже… кто знает?

Было письмо от моего друга доктора Александра Л., который работал в больнице Святой Елены. Он просил меня срочно зайти к нему в больницу. Было два новых случая рака, и требовалась моя консультация. В этих политических событиях я совершенно забыл, что люди продолжают болеть.

На улицах Петербурга не было никаких признаков революции. Трамваи ходили абсолютно также, только пассажиров было меньше. Пекарни и бакалейные магазины были открыта, и газетные киоски предлагали газеты как всегда. Главной новость было новое правительство, которое объявляло себя народным правительством. Никаких известий о Керенском. Кабинет Министров под арестом.

Невский проспект был пуст. Никакого признака шумной и праздной толпы, которая обычно в это время уже наполняла тротуары. Вместо этого, группы матросов патрулировали проспект.

Я нашёл больницу в обычной её деятельности. Сёстры и врачи работали, операционные готовились принять пациентов, в родильном отделении слышались крики новорождённых.

Я нашёл доктора Л. в ординаторской. Он обсуждал случай острого нефроза с двумя молодыми врачами.