На берегу

– Ты всегда брал свое. Мы все здесь скучали по твоей безобразной физиономии.

Другого приглашения от Кэмерона Куина и не надо, думал Сет, когда они вместе шли к машине.

Они сохранили его комнату. С годами менялись краска на стенах и коврик на полу, но кровать была той самой, в которой он когда-то засыпал, просыпался и мечтал. В эту кровать он ребенком тайком притаскивал Глупыша. И сюда же он тайком провел Элис Олберт, когда решил, что стал мужчиной.

Сет понимал, что Кэм знал о Глупыше, и часто задавался вопросом, знал ли Кэм об Элис.

Он небрежно бросил чемоданы на кровать, а на сколоченный Этаном стол положил исцарапанный футляр для художественных принадлежностей, тот самый, что подарила ему Сибил на одиннадцатилетие.

Необходимо найти помещение для студии. Со временем. А пока погода хорошая, можно работать на свежем воздухе. Все равно он больше любит работать на свежем воздухе. Однако нужно где-то хранить холсты и прочее. Может, найдется уголок в старом амбаре-верфи, но как постоянный вариант это не годится.

А он хочет постоянства.

Он сыт по горло путешествиями, сыт по горло жизнью среди чужих людей. Ему хватит этого до конца дней.

Он должен был уехать, стать самостоятельным. Ему нужно было учиться. И, видит бог, он не мог жить без живописи. Он учился во Флоренции и работал в Париже. Он бродил по холмам Ирландии и Шотландии, стоял на утесах Корнуэлла. Большую часть времени он жил очень скромно. Когда вставал вопрос, купить еду или краски, он оставался голодным. Он и прежде голодал и надеялся, что это пошло ему на пользу. Он помнил, как нужно жить, твердо зная, что некому накормить и согреть тебя, обеспечить твою безопасность.

Наверное, гены Куина заставили его с дьявольским упорством прокладывать свой собственный жизненный путь.

Сет разложил этюдник, угли, карандаши. Придется вернуться к истокам прежде, чем снова взяться за краски.

На стенах комнаты остались его ранние рисунки. Кэм научил его сколачивать рамки для них. Сет снял со стены один из рисунков. В детском наброске чувствовался талант.

Но сильнее, гораздо сильнее чувствовалась надежда на лучшую жизнь.

Он неплохо ухватил их характеры. Кэм в вызывающей позе, с заткнутыми в карманы джинсов большими пальцами рук. Филип, красивый, элегантный, не скажешь, что когда-то был своим на грязных городских улицах. Этан в рабочем комбинезоне, терпеливый, спокойный.

Рядом с ними Сет нарисовал и себя – десятилетнего, тощего, с узкими плечами и большими ногами. С дерзко вздернутым подбородком. Старающегося скрыть что-то более тягостное, чем страх.

Один момент из жизни, запечатленный карандашом. Рисуя это, он начинал верить, нутром верить, что он один из них.

Куин.

– Кто задевает одного Куина, – прошептал Сет, вешая рисунок на место, – задевает всех.

Он повернулся, посмотрел на свои чемоданы и прикинул, сможет ли уговорить Анну распаковать их. Пожалуй, у него нет ни одного шанса.

– Эй!

Сет перевел взгляд на открытую дверь и улыбнулся. Кевин! Если уж придется возиться с одеждой самому, то хотя бы в компании.

– Привет, Кев!

– Так ты действительно остаешься? Навсегда?

– Похоже на то.

– Клево! – Кевин вразвалочку вошел в комнату, плюхнулся на кровать и закинул ноги на чемодан. – Мама счастлива. И, между нами, когда мама счастлива, счастливы все. Может, она расщедрится и даст мне свою машину на выходные.

– Всегда рад помочь. – Сет спихнул ноги Кевина с чемодана и расстегнул «молнию».

Парень похож на мать. Темные вьющиеся волосы, большие итальянские глаза. Девчонки наверняка к нему липнут.

– Как спектакль?

– Это рок-опера. «Вестсайдская история». Я – Тони. Если ты Джет, приятель…

– Это навсегда. – Сет запихнул рубашки в ящик. – Тебя убивают, так?

– Да. – Кевин схватился за сердце, содрогнулся, его лицо исказилось, и он обмяк. – Классно. А перед моей смертью у нас потрясающая сцена драки. Шоу на следующей неделе. Придешь?

– Первый ряд, середина, приятель.

– Обрати внимание на Лизу Максдон, она играет Марию. Классная телка. У нас с ней пара любовных сцен. Мы много практиковались, – добавил Кевин и подмигнул.

– На что не пойдешь ради искусства.

– Да. – Кевин приподнялся. – Ладно, теперь расскажи мне о евродевочках. Горячие, а?

– Лучший способ обжечься. В Риме была одна девушка, Анна-Тереза…

– Девчонка с двойным именем! – Кевин затряс пальцами, как будто поднес их слишком близко к пламени. – Девчонки с двойными именами очень сексуальные.

– Это ты мне рассказываешь? Она работала в маленькой траттории. И потрясающе подавала пасту с помидорами.

– Ну? Ты ее трахнул?

Сет с жалостью посмотрел на Кевина.

– Дурацкий вопрос! – Он запихал джинсы в другой ящик. – У нее были волосы до самой попки, и отличной, между прочим, попки. Глаза как растопленный шоколад, а губы – не оторвешься.

– Ты рисовал ее голой?

– Я сделал около дюжины эскизов. Она была такая естественная. Никаких предрассудков.

– Господи, ты меня убиваешь.

– И у нее была самая изумительная… – Сет поднял руки к груди. – Фигура, – закончил он, резко опуская руки. – Привет, Анна.