На берегу незамерзающего Понта (СИ)

— Тише, тише, я поняла, — успокаивающе погладила ее по плечу Лёлька, оглянувшись по сторонам — академия все ж, храм Эвтерпы. А в храмах, насколько могла судить безбожница Павлинова, шума не любили. — Никто. Ок. Чего случилось-то?

— А я не знаю, — всхлипнула Полина. — Вариантов два. Или Аристарх сошел с ума, или я.

— Тш-ш! Что он сделал, козел старый?

— Он… — Полина замерла, пытаясь подобрать точные формулировки, и все же продолжила: — Он гонял меня с самого сентября, изводил всеми частями по очереди. Я б уже душу дьяволу продала, только чтобы этот маньяк угомонился. А сегодня он… угомонился. Ни одного замечания! Лёль, я невероятно косячила, понимаешь?! А он ни слова! Хотя нет… похвалил, представляешь?

Озадаченная Лёлька в течение нескольких следующих секунд взирала на подругу, не проронив ни слова. Лёлькин процессор определенно перегрелся. Кое-как справившись с удивлением, она моргнула и совершенно серьезно спросила:

— И ты из-за этого так расстроилась?

— Я боюсь! Он точно что-то задумал.

— Да что он может задумать, Зорина! Может, ему вообще все понравилось!

Полина вздохнула и выдала потустороннее:

— Есть хочу, сил нет.

На сей раз Лёлька поморгала как-то особенно отчаянно. И в ее взгляде отразилась настоящая черная дыра.

— Слушай, а у тебя это… монстры давно приходили? — выпалила она то, что вертелось на языке.

— Да нормально все с физиологией, — буркнула Полька. — Как часы. Просто есть хочу.

— Ну да… Хотя у меня месячные еще два месяца были…

— Да ну тебя, — вяло отмахнулась Полина. — Пошли кофе хоть выпьем.

— Пошли. Сегодня я тебя угощаю, — включила Павлинова режим радости. — Но ты не бухти, а тест сделай. Ревешь без повода, жрать хочешь. Кстати, и покормлю тебя заодно.

— Не городи чепухи, это всего лишь Аристарх.

Они топали по коридору академии, и Полина отчаянно пыталась понять, что же ей делать. Все больше склоняясь к тому, что надо задержаться на кафедре и сунуться к Фастовскому. Знала, чувствовала — что-то происходит. И почти мечтала о пышущей злорадством профессорской физиономии, с которой он выскажется обо всех допущенных ею ошибках.

— Не всего лишь Аристарх, а приват-монстр, — рассмеялась Лёля, — так его твой Мирош обзывает?

— Вот все умные, да?

— Я не очень! Правда! Мне двадцать четыре года, Зорина! У меня ребенку почти четыре. Я ни работы приличной не имею, ни мужика.

— Не начинай, — усмехнулась Полина, — у меня, кажется, тоже есть ребенок.

— Ну! Ревешь без повода, жрать хочешь! Гормоны шалят!

— От этого ребенка у меня шалят только нервы.

— Ты о чем?

— О ком. О Ваньке!

Павлинова затормозила у гардероба и снова ухватила Полину, удерживая за рукав.

— А этот орет или хвалит? — на всякий случай уточнила она.

— В море плещется! Думает, если на улице плюс пятнадцать, то можно начхать на календарь.

— В каком еще море? Декабрь на носу!

— А есть варианты? В Черном, конечно!

— Вот же, блин, адреналинщик! — прыснула Павлинова. — Это он когда? Зачем?

— На выходных, — вздохнула Полина. — Мы в Затоку ездили. «Жара», — говорит. И в воду полез, я глазом моргнуть не успела. Потом еле в ванной отпарила!

— Не заболел?

— Если не притворяется, то нет.

— Ну как тут притворишься? Сопли — они либо есть, либо нет! — Павлинова забрала пальто и сунула руки в рукава. А потом, застегиваясь, постановила: — А прикинь — вот так всю жизнь… отпаривать придурка. Одумайся, пока не поздно, ну!

— А нам весело было, — рассмеялась Полька и нацепила на свою светлую макушку разноцветный берет.

— Ясно. Тебя во сколько твой клоун сегодня забирает, веселушка?

— Сегодня я самостоятельная.

— А чё так?

— Ну вот так.

Улыбка на лице Павлиновой резко превратилась в кривоватую усмешку. Она поправила на плече сумочку и ядовито изрекла:

— Что? Любовь закончилась, и наступили будни?

— Не ворчи, — Полька подхватила ее под руку и выволокла, наконец, на улицу. Там действительно стояла невероятно теплая погода. Ошалевшие каштаны цвели, как в мае, не менее ошалевшие коты орали ночи напролет.

В своей любимой кафешке они быстро выпили кофе и съели по десерту, Полька даже не заметила, что это было. Слишком увлеклась рассуждениями идти или не идти к Фастовскому, а потом спором с Лёлькой, кто будет платить.

Через полчаса ее недоуменная мордочка сунулась в дверь кафедры специального фортепиано, и, собравшись с духом, Полина обратилась к восседавшему там в одиночестве Фастовскому:

— Аристарх Вениаминович…

Седовласый приват-монстр обманчиво добродушным взглядом удивленных глаз под прямым пробором волос, как у старорежимного профессора или писателя, взглянул на нее и вскинул пепельные брови.

— Зорина? Что это вы не устремились в омут личной жизни, как положено студентам после пар?

— Я… — Полина замерла на мгновение, решительно переступила порог и, вместо омута, ринулась в разверзшуюся перед ней пучину: — Я хотела вас попросить о дополнительном занятии перед концертом.

— Зачем вам? Что вас не устраивает?

— Много не бывает. Тем более, перед важным мероприятием.

— Вы про Большой рождественский концерт?

Полина кивнула. Фастовский ослепил добродушной улыбкой — точно витаминов счастья наелся.